УЛИСС

Коротаю я эдак время со стариной Троем из дублинской полиции на углу Арбор Хилл, и тут, чтоб меня разразило, только прохожий трубочист чуть не всадил мне свое помело прямо в глаз. Только повернулся я, чтобы сказать ему пару ласковых, и вдруг кого я вижу ковыляет по Стоуни Баттер - только Джо Хайнс.

- Лё, Джо, говорю, чем дышишь? Видал, как этот блядский трубочист чуть не высадил мне глаз своей метелкой?

- Сажа к счастью, говорит Джо. Что это за старый хрен, с которым ты толковал?

- Старина Трой, говорю. Бывший кадровый. Никак не решу, не подать ли на этого молодца за препятствие движению своими щетками и лестницами.

- Чо ты ищешь в этих местах, говорит Джо.

- А вот чо, говорю. Есть тут один блядский хитрован, старина Трой меня надоумил, набрал сколько душеньке угодно чаю и сахару в кредит, с выплатой по три монеты в неделю, сказал, что ему идет арендная плата с фермы в графстве Даун, у одного недомерка по имени Мойша Герцог, возле Хэйтсбери стрит.

- Обрезанный! говорит Джо.

- Ага, говорю. Отколупанный. Чертов золотарь, этот Герахти, я его уже две недели обхаживаю, и ни пенни не выжал.

- Так ты этим сейчас промышляешь? говорит Джо.

- Ага, говорю. «Как пали сильные». Взимаю долги с несостоятельных или нерасторопных должников. Но хоть целый день бегай, поганей этого блядского грабителя не найдешь, а рожа вся в оспинах, таких, что останутся лужи после дождя. Скажи ему мол, пусть только попробует, мол пусть только посмеет еще раз подослать тебя, мол я его же под монастырь подведу, точно, мол за торговлю без патента. А уж он набил себе закрома так, что лопаются! Иисусе, прямо смех разбирает на жидка глядя, как он на себе рубашку рвет. Он пьет мне мои цаи, он кушает мне мои сахары. Почему не платит мне мои деньги!

За нескоропортящиеся товары, приобретенные у Мозеса Герцога, проживающего в доме №13 по Ст.Кэвинской аллее района Леспричала, в дальнейшем именуемого «продавец», проданные и поставленные Майклу Е. Герахти, эсквайру, проживающему в доме №29 по Арбор Хилл в районе причала Арран, город Дублин, в дальнейшем именуемому «покупатель», а именно, пять имперских фунтов первосортного чая по цене три шиллинга за имперский фунт, и сорок два фунта рафинированного сахара-песка по цене три пенса за имперский фунт, вышеименованный покупатель обязуется выплатить вышеименованному продавцу шесть пенсов, пять шиллингов и один фунт стерлингов эа полученный товар, каковая сумма будет выплачиваться вышеименованным покупателем вышеименованному продавцу по частям еженедельно раз в семь календарных дней по три шиллинга и ноль пенсов, и вышеупомянутые товары не могут быть заложены,  проданы, переданы или отчуждены  иным  способом вышеименованным покупателем, но должны оставаться и остаются личной и исключительной собственностыо вышеименованного продавца, который сохраняет право распоряжаться ими по своей воле и желанию, пока указанная сумма не будет полностью и надлежащим образом выплачена вышеименованным покупателем вышеименованному продавцу, о чем и была достигнута настоящая договоренность между вышеименованным продавцом, его наследниками, правопреемниками, опекунами и распорядителями имущества с одной стороны и вышеименованным покупателем, его наследниками, правопреемниками, опекунами и распорядителями имущества с другой стороны.

- Ты как, завязал со спиртным? говорит Джо.

- Не пью между выпивками, говорю.

- Пошли засвидетельствуем почтение нашему другу, говорит Джо.

- Которому? Говорю. Да он у св. Иоанна Богослова, сбрендил, бедняга.

- Пьет собственное пойло? говорит Джо.

- Ага, говорю. С водой на виски.

- Пошли к Барри Кирнану, говорит Джо. Хочу проведать гражданина.

- Пошли к Барни Кирному, говорю. Что-нибудь стряслось, Джо? Чем удивишь или порадуешь?

- Ни гу-гу, говорит Джо. Я был на собрании в «Городском гербе».

- Что за собрание, Джо? говорю.

- Скотопромышленников, говорит Джо, насчет ящура. Хочу гражданину все как на духу рассказать.

Так обошли мы Линенхолские казармы и здание суда, болтая о том да сем. Добрый малый Джо, когда у него есть, но, само собой, у него никогда нет. Иисусе, никак не могу забыть этого блядского лиса Герахти, прямо грабеж среди бела дня. За торговлю без патента, мол.

В Инисфайле Прекрасном лежит земля, святая земля Мичана. Высится там башня, издалека видна она. Там спят вечным сном богатыри сей земли, прославленные воины и принцы. Воистину хороша сия земля с ее журчащими водами, с кишащими рыбой ручьями, где резвятся форель, жерех, сом, судак, лещ, щука, карп прудовой, окунь, севрюга и несортовая мелкая рыба, и прочие обитатели акватического царства, коих не перечтешь. Под мягким дуновением ветра с запада и с востока величавые дерева склоняют в разные стороны свои первоклассные кроны: изящная сикомора, ливанский кедр, возвышенный платан, евгенический эвкалипт, и прочие украшения арбореального мира, коими сей край снабжается по первой категории. Прелестные девы сидят в непосредственной близости к корням прелестных деревьев, и поют прелестные песни, играя в то же время всевозможными прелестными предметами, как-то: золотыми слитками, серебристыми рыбками, бочками сельдей, выводками угрей, мальками трески, корзинами икры, пурпурными раковинами и резвыми насекомыми. Издалека съезжаются кавалеры свататься к ним, от Элбаны и Сливмарджи, несравненные принцы из неутомимого Манстера, и Коннота праведного, и ладного ловкого Ленстера, из земли Кручана, и великолепного Арма, из благородного удела Бойла, все принцы и королевские сыны. Здесь возвышается сияющий замок, и его хрустальный блистающий купол виден издалека и светит мореплавателям, пересекающим на построенных для сего кораблях бескрайние морские просторы, и сюда собирают стада и первые плоды земли, и откормленных тучных тельцов, а О’Коннел Фицсиммон, вождь и потомок вождей, берет себе свою долю. Доселе весьма крупные обшевни влекут тук полей: поддоны цветной капусты, пучки шпината, шишки ананасов, рангунские бобы, гарнцы томатов, лари фиг, обточенные брюквы, округлые картофелины, радужные вилки капусты йоркской и савойской, и гирлянды луковиц, сих земных жемчужин, и ведра грибов, тыквы и кабачки, и сочные стручки гороха, и ячмень и сурепица, и красные зеленые желтые румяные восковые сладкие крупные кислые спелые райские наливные яблоки и лукошки земляники, и сита крыжовника, мясистого и сквозносветящегося, и клубника для королевского застолья, и малина прямо с куста.

Пусть только посмеет, мол, пусть еще раз осмелится. А ну выходи, чертов Герахти, блядский грабитель с большой дороги!

И тем же путем поспешали бессчетные стада овнов, и пугливых ярок, и стриженых ягнят, и барашков, и гуменников, и сортовых волов, и ржущих кобыл, и комолых телят, и рунных, сальных и овчинных овец, и отборных яловок Каффа, нагульной скот, супоросые свиньи, и кладеные боровы, и различные многочисленные породы поросят высшего качества, и телки Ангуса, и комлатые бычки безупречных кровей вместе с премированными быками и дойными коровами, и вечно раздаются здесь мычание, блеяние, ржание, хрюканье, рёв, гоготание, хрип, топот, меканье, фырканье, жевание овец, и свиней, и тяжелокопытных коров с зеленых пастбищ Лаша, и Раша, и Каррикмайнса, и из многоводных долин Томонда, с непроходимого МакГалликадди, с берегов бездонного величественного Шеннона, и с плавных склонов страны Киар, вымя их разбухло от избытка молока, и сбитки масла, и головы сыра, и бочонки с пахтаньем, и окорока, и корейка, и четверики зерна, и овальные яйца многими сотнями, белы и буры, коротки и долги.

Ну, завернули мы к Барри Кирнану, и точно, сидит себе гражданин в уголке, задушевничает вовсю с этой блядской шелудивой дворнягой Гарриоуэном и ждет, что ему перепадет с неба на предмет выпивки.

- Вот и он, говорю, в своем допре за своим киром и с кучей газет, старается на благо дела.

- Стой, кто идет, говорит.

- Все свои, гражданин, говорит Джо. Друзья.

- Заходите, друзья, говорит. Затем трет себе глаз ладонью и говорит:

- Что скажете о нынешних временах и нравах?

Роб Роя строит, бригана. Но бля буду, Джо не уступил ему.

- Я думаю, что биржа подымается, говорит он и чешет себе в паху. И бля, гражданин цапает его лапой за колено и говорит:

- Это все из-за иностранных войн.

И говорит Джо, засовывая большой палец в карман:

- Русские стремятся к господству.

- Арра, вяжите это блядское шутовство, Джо, говорю, у меня такая жажда, что за поллитру не отдал бы.

- Ваше предпочтение, гражданин, говорит Джо.

- Отечественная лоза, говорит.

- А тебе? говорит Джо.

- Присоединяюсь к предыдущему оратору, говорю.

 - Три пива, Терри, говорит Джо. Ну как ретивое, гражданин, говорит он.

- Лучше не бывает, а кара [1], говорит. Что, Гарри, мы еще победим, а?

И так он схватил блядского барбоса за шкирку, что Иисус свидетель, чуть не придушил его.

Фигура, громоздившаяся на огромном валуне у подножья круглой башни являла  собой  прекрасный  образчик широкоплечего крутогрудого сильносуставного искреннеглазого огневолосого  многовеснушчатого лохматобородого широкоротого крупноносого долгоголового низкоголосового голоколенного крепколокотного волосатоногого румянолицего жилисторукого героя. Размах его плеч превосходил несколько саженей; его скалоподобные колени горца были покрыты, как и прочие видимые части тела, крепкой порослью бурых колючих волос, своей окраской и прочностью напоминавшими утесник обыкновенный (Ulex Europeus). Широко раздутые ноздри, из которых торчали пряди той же бурой поросли, были такой вместительности, что в их пещерном мраке легко мог бы свить себе гнездо жаворонок. Глаза, в которых слеза и улыбка вечно боролись за господство, не уступали размером доброму кочану капусты. Мощный поток теплого дыхания вырывался через равные промежутки времени из глубочайшей полости его рта, и в ритмическом резонансе с ними гулкие ядреные биения его внушительного сердца громоподобно грохотали, приводя в содрогание и трепет насыпь, вершину горной башни и еще более гордые стены грота. Он был облачен в длинную накидку без рукавов, сделанную из сыромятной бычьей шкуры, падавшую свободными складками на его колена, и перехваченную по талии опояской, свитой из соломы с камышом. Под нею он носил гачи оленьей кожи, грубо схваченные жильным гашником. Его нижние конечности были заключены в высокие балбригские бахилы, окрашенные багрецом лишайника, а ступни обуты в поршни дубленой коровьей шкуры, затянутые трахеей этой же твари. С опояски свисала гирлянда морских галек, гремевших при каждом движении его внушительного корпуса, и на них были вырезаны с грубым, но поразительным искусством племенные тотемы и образы многих стародавних исконных ирландских героев и героинь, таких как Кукулин, Конн Стобитвенный, Нийл Девятипленный, Бриан Кинкорский, Ардри Малахи, Арт Мак Марра, Шейн О’Нил, о. Джон Мерфи, Оуэн Роу, Патрик Сарсфилд, Рыжий Хыо О’Доннел, Рыжий Джим МакДермотт, соггарт [2] Он О’Гроуни, Майкл Двайр, Фрэнси Хиггинс, Генри Джой МакКракен, Голиаф, Хорас Уитли, Томас Коннефф, Пег Вуффингтон, Деревенский Кузнец, Капитан Самогон, Капитан Бойкот, Данте Алигьери, Христофор Колумб, св.Фёрса, св.Брендан, маршал МакМагон, Карл Великий, Теобалд Вулф Тоун, Мать Маккавеев, Последний из Могикан, Роза Кастилии, Избранник Галуэя, Сорвавший Банк в Монте Карло, Человек в Проломе, Женщина не Ставшая, Бенджамин Франклин, Наполеон Бонапарт, Джон Н Салливан, Клеопатра, Саворнин Дилиш [3], Юлий Цезарь. Парацельс, сэр Томас Липтон, Вильгельм Телль, Микельанджело, Хэйз, Магомет, Невеста из Ламмермура, Петр Отшельник, Петя и Волк, Патрик У. Шекспир, Брайан Конфуций, Нийлл Гутенберг, Патрицио Веласкес, Капитан Немо, Тристан и Изольда, первый принц Уэльский, Томас Кук и Сын, Оловянный Солдатик, Арра на Пог, Дик Терпин, Людвиг Бетховен, Прекрасная Селянка, Уаддлер Хили, Агнус Калди, Долли Маунт, Сидни Парад, Бен Хоут, Валентайн Грейтрейкс, Адам и Ева, Артур Уэллсли, Босс Крокер, Геродот, Джек Победитель Великанов, Гаутама Будда, лэди Годива, Лилия Киларни, Балор Сглазивший, Царица Савская, Аки Нагл, Джо Нагл, Алессандро Вольта, Иеремия О’Донован Росса, Дон Филипп О’Салливан Беар. Склоненное копье с наконечником из заостренного гранита покоилось перед ним, в то время как у его ног примостился кровожадный отпрыск собачьего племени, чье хриплое затрудненное дыхание свидетельствовало о том, что он погрузился в неспокойное забвение, причем сие предположение подтверждалось хриплым рыком и спазматическими подергиваниями, которые его повелитель подавлял время от времени утихомиривающими ударами мощной палицы, грубо сработанной из палеолитического камня.

Ну вот, Терри принес три кружки, что Джо заказал, и бля, у меня свет в глазах померк, когда он выложил золотой. Клянусь, так и выложил. Хорошенький червончик.

- Не последний, говорит. Есть еще на развод из того же гнезда.

- Церковную копилку ломанул, Джо? говорю.

 - В ноте лица своего заработал, говорит Джо. Хитроумный член общества подсуфлировал.

 - Я его видал как раз перед нашей встречей, говорю, шлепал себе по Греческой улице, пересчитывал рыбьи потроха своим хитрым рыбьим глазом.

Кто грядет в земле Мичана, закован в булатные доспехи? О’Блюм, сын Рори, се он. Не ведает страха Рориев сын: хитроумна душа его.

- Старуха с Принцевой улицы, говорит гражданин, субсидированное издание. Присягали на верность. Только посмотрите на проклятую газетенку, говорит он. Посмотрите, говорит. «Ирландская независимая газета» с вашего позволения, основана Парнеллом, друг рабочего человека. Вот вам колонка смертей и рождений в этой ирландской - все во имя Ирландии - независимой газете, а о бракосочетаниях и говорить не приходится.

И он начинает читать вслух.

Гордон. Барнфилдский переулок, Экзетер, Редмейн из Иффли, свАнны-на взморье, супруга Уильяма Т.Редмэйна, сообщают о рождении сына. А это каково? Райт и Флинт, Винсент и Жиллетт с Розой Марион, дочерью Розы и покойного Джорджа Алфреда Жилегта, 179 Клапэм роуд, Стоквелл, Плэйвуд и Рисдейл, в церкви св. Иуды Кенсингтонского. Обряд исполнил преподобный д-р Форресг, декан Вустура, а? Смерти. Бристоу, Уайтхолл лэйн, Лондон. Карр, Сток Ньюингтон от гастрита и болезни сердца. У. Триппер из Маунт Хауз, Чепстоу…

 - Этого я знаю, говорит Джо, по горькому опыту.

- У. Триппер. Димси, супруга Дэйвида Димси, с.сотр. адмиралтейства: Миллер, Тоттенхем, в возрасте 85 лет, Уэльш, 12 июня, в Ливерпуле,Канинг стрит, 3О, Изабелла Эллен. И это называется ирландской прессой, а, мой лохматый друг? А где же Мартин Мёрфи, мастеровой из Бантри?

 - Ну ладно, говорит Джо, и подает выпивку кругом. Слава Богу, что хоть в этом они нас обогнали. Пейте, гражданин.

- Выпью, говорит, почтенный соотечественник.

Ааа! Ооо! Ни слова! Я досиня заплесневел в ожидании этой поллитры. Господом Богом клянусь, слышно было, как она ухнула о дно желудка.

И се, когда они упивались веселящей сердце влагой, богоравный вестник быстро взошел к ним, сияя как зрак небесный, пригожий юнота, а вслед за ним прошествовал старец благородной поступи и обличия, несущий священные свитки закона, и с ним его госпожа супруга, нет равных ее роду, нет соперниц ее красе.

Малыш Альф Берган влетел в дверь и загнулся за стойкой Барни, задыхаясь от смеха, а кто сидел в углу, я его раньше не заметил, в полной отключке, храпит с перепою, только Боб Доран. Я не понял, в чем дело, а Альф все показывает на дверь. И бля буду, что это было, только тот блядский шут гороховый Деннис Брин в шлепанцах и с двумя блядскими книжищами под мышкой, а за ним по горячим следам его жена, несчастная бедолага, семенит как пудель. Я думал, что Альф лопнет.

- Посмотрите на него, говорит. Вертухается вокруг всего Дублина с открыткой, ему кто-то послал, а на ней «ку-ку», и он по…

И он снова зашелся.

- Что по? говорю.

- Подает в суд за пасквиль на десять тысяч фунтов.

- Ах ты, дьявол, говорю.

Блядская помесь заворчала гак, что хоть в кого вселила бы страх Божий, что мол будет, но гражданин отвесил ей пинка в ребро.

- Би и до хушт [4], говорит.

- Кто? говорит Джо.

- Брин, говорит Альф. Он был у Джона Генри Ментона, а затем пошел к Коллису и Уорду, а потом его встретил Том Рочфорд и для потехи сгонял к помшерифа. О Боже, сил больше нет смеяться. Ку-ку... Длинный глянул на него, как приговор вынес, и теперь блядский придурок побежал на Грин стрит, искать управы у властей.

- Когда Длинный Джон собирается вздернуть того молодца в Маунтджое? говорит Джо.

- Берган, говорит Боб Доран, очухиваясь. Это - Альф Берган?

- Да, говорит Альф. Вздернуть? Погодите, сейчас я покажу вам что-то. Эй, Терри, принеси нам наперсток. Этот чертов мудак! Десять тысяч фунтов! Жаль, что вы не видели взгляд Длинного Джона. Ку-ку…

И он снова закатился.

- Над кем это ты смеешься? говорит Боб Доран. Это - Берган?

- Поживее, Терри, милок, говорит Альф.

Теренс О’Райан внял зову и тотчас поднес ему хрустальный кубок, наполненный до краев пенистым эбеновым элем, кой благородные близнецы БрагИвэй и БрагАрдилаун присно варят в своих олимпийских чанах, хитроумные, как не ведающие смерти сыны Леды. Сбирают они сочные ягоды хмеля, и просеивают их, и отбирают, и давят, и варят брагу, и смешивают впредь с кислицей, и ставят сусло на священный огонь, и не покладают ни днем, ни ночью рук от труда своего сии хитроумные братья, владыки чанов.

И тогда ты, рыцарственный Теренс, поднес прирожденно-благородным жестом хрустальный кубок и предложил сей нектароподобный напиток жаждущему, о рыцарственная душа, Теренс, красою равный бессмертным богам.

Но он, юный вождь клана О’Берганов, не мог позволить другим превзойти и затмить его щедростью и великодушием, и засим он преподнес Теренсу грациозным жестом куну драгоценной бронзы. А на ней, басманен рукой умелого златокузнеца, зрим был образ королевы венценосной стати, дщери дома Брунсвиков, Викгория имя Ея, Ее августейшее Величество, милостию Божией Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии и британских заморских владений королева, защитница веры, Императрица Индии, держащая бразды правления, победительница многих народов и языков, многовозлюбленная, ибо все знали и любили ее от восхода солнца до его последующего заката: бледные, смуглые, румяные и эфиопы.

- Что этот блядский фармазон там делает, говорит гражданин, шастает взад-вперед за дверью?

- Что? говорит Джо.

- Вот, говорит Альф, выдавливая звяк. К слову о вздернуть. Сейчас я покажу вам что-то необыкновенное. Письма палачей. Смотрите.

И он вынимает связку замахренных писем с конвертами из кармана.

- Шутишь? говорю.

- Честное индейское, говорит Альф. Читайте.

Ну, Джо взял письма.

- Над кем это ты смеешься? говорит Боб Доран.

Ну, я понял, что скоро пойдет пыль. Боб чудачит, когда портер подопрет, ну я говорю, чтобы замять для ясности:

- Как Вилли Мюррей поживает, Альф?

- Не знаю, говорит Альф, я повстречал его только что на Кэйпел стрит с Падди Дигнамом, но я так спешил...

- Ты чего? говорит Джо, роняя письма. С кем?

- С Дигнамом, говорит Альф.

- С Падди? говорит Джо.

- Да, говорит Альф. А что?

- Ты что, не знаешь, что он умер? говорит Джо.

 - Падди Дигнам умер? говорит Альф.

- Ага, говорит Джо.

- Да я его только что видел, пяти минут не прошло, говорит Альф, ясно, как собственный хобот.

- Кто еще умер? говорит Боб Доран.

- Значит, ты видел его призрак, говорит Джо. Господи спаси и помилуй.

- Что? говорит Альф. Благий Иисусе, пяти минут... что?... И Вилли Мюррей с ним, они оба возле этого какегозвать... Что? Дигнам умер?

- Чо еще насчет Дигнама? говорит Боб Доран. Кто это говорит о...

- Умер! говорит Альф. Не мертвее вашего.

- Может оно и так, говорит Джо, но его все же рискнули похоронить с утрянки.

- Падди? говорит Альф.

- Ага, говорит Джо. Расплатился натурой с натурой, да помилует Господь его душу.

- Благий Иисусе! говорит Альф.

Бля, он был что называется обескуражен и ошеломлен.

В темноте ощущались трепетания рук духа, но когда тантрическое моление было направлено в желаемую четверть, постепенно стало заметно слабое и постоянно возрастающее рубиновое свечение, и затем возникло привидение эфирного двойника, в особенности похожее на живого благодаря испусканию витальных лучей из темени и лица. Контакт осуществлялся через посредство гипофизной железы, а также с помощью огненно-оранжевых и алых лучей, эманация которых наблюдалась из района солнечного сплетения и из сакрального центра. Дух отозвался на свое земное имя, и на вопрос о месте своего обретания в горнем мире ответил, что он стал на путь пралайи или возвращения, но все еще страдает от рук определенных кровожадных духов низшего астрального уровня. Будучи спрошен о своих первых ощущениях за великим рубежом эфирного мира, дух ответствовал, что поначалу видел все как сквозь тусклое стекло, неясно, но что для перешедших открываются вершинные возможности атмического развития. Поставленный перед вопросом, напоминает ли потусторонняя жизнь наше плотское существование, он заявил, что слыхал от удостоившихся больших благ духов, что их эфирные жилища оборудованы всеми современными удобствами, такими как талафана. масараправада, лифта, ватаклазета, а адепты высшего ранга омываются волнами неги и сладострастия чистейшего свойства. Потребовав стакан кефира, и получивши его, испытал очевидное облегчение. Будучи спрошен, нет ли у него вестей для живых, он призвал всех, находящихся по сию сторону майи, стать на истинный путь, поскольку в деванических кругах муссируются слухи, что Марс и Юпитер замыслили недоброе восточному дому, находящемуся под властью Тельца. При выяснении особых пожеланий усопшего был получен ответ: мы приветствуем вас, друзья земли, несущие бремя плоти. Берегитесь, чтобы К.К. не ободрал вас, как липку. Как удалось установить, речь шла о м-ре Корнелиусе  Каллахере, директоре популярного похоронного бюро Г.Д. О’Нийла, личном друге покойного, распоряжавшемся похоронными церемониями. Перед отбытием дух потребовал передать своему дорогому сынку Патси, что второй сапог, который он искал, лежит в настоящий момент под комодом в задней комнате, и что следует послать эту пару к Каллену, но чтобы сделал только набойки, потому что каблуки покамест годятся. Он признал, что это немало нарушало его душевный покой в горнем мире, и настойчиво потребовал довести до сведенья заинтересованных лиц его волю. Сторонами были сделаны заверения в том, что на данный вопрос будет обращено должное внимание, и конфиденциальные источники сообщили, что данные заверения были встречены с удовлетворением.

Он покинул уделы смертных: О’Дигнам, солнце нашей зари. Борза была ступня его по папороти, о Патрик, чело лучезарное. Стенай, Банба, своими ветрами, стенай, о океан, своими ураганами.

- Вот он снова, говорит гражданин, уставившись на дверь.

- Кто? говорю.

- Блюм, говорит. Патрулирует взад-вперед уже минут десять.

И бля буду его физиомордия зыркнула и снова отсохла.

Малыш Альф совсем закособочился, в Бога и в мать, совсем.

- Благий Иисусе, говорит он. Я готов был покляться, что это он.

Тут говорит Боб Доран, шапка съехала на затылок, последний подонок во всем Дублине, когда под градусом:

- Кто сказал, что Иисус - благий?

- Прошу вашего пердения, говорит Альф.

- Благий Иисус, говорит Боб Доран, забрал бы бедняжку Вилли Дигнама?

- Ну ладно, говорит Альф, стараясь замять дело. Его горести миновали.

Но Боб Доран продолжает орать вне себя:

- Он блядский головорез, говорю я вам, что забрал бедняжку Вилли Дигнама.

Терри подошел и подмигнул ему, чтобы стих, мол, такие разговоры им ни к чему в приличном питейном заведении. Тут Боб Доран распустил слюни о Падди Дигнаме, чтобы мне не сойти с места.

- Прекрасный человек, говорит он, заливаясь слезами, чистой и благородной души.

У тебя всегда слеза недалеко от глаза. Несешь вздор сивой кобылы. Пошел бы лучше домой к этой сучке придуристой, на которой его женили, Муни, дочке жоп-пристава на побегушках. Ее мать держала притон на Хардвик стрит, а она ошивалась по лестничным клеткам, рассказывал мне Бантам Лайонс, он там остановился в два часа ночи, ни клочка на теле, выставляет себя напоказ, свободный доступ для всех желающих, честная игра на равных началах.

- Чистейший, благороднейший, говорит. И он сгинул, бедняжка Вилли, бедняжка Падди Дигнам.

И опечаленный, с тяжким сердцем он оплакал сей угасший луч небесного сияния.

Чертов Гарриоуэн снова заворчал на Блюма, который ошивался у дверей.

- Заходите, заходите, он вас не съест, говорит гражданин.

Ну, Блюм вихляет внутрь, шутовским своим глазом косит на пса и спрашивает Терри, не заходил ли Мартин Каннингэм.

- О Иисусе Маккарти, говорит Джо, читая одно из писем. Только послушайте, а?

И он зачитывает одно.

7, Хантер стрит, Ливерпуль.

Главному шерифу Дублина, г. Дублин.

Почтенный сэр я спешу предложить свои услуги в вышеуказанном грустном деле я повесил Джо Ганна в Бутельской тюрьме 12 февраля 1900 и я повесил...

- Покажь нам, Джо, говорю.

... рядового Артура Чейза за зверзкое убийство Джесси Тилзит в Пентонской тюрьме и я был подручным когда …

- Иисусе, говорю.

... Биллингтон казнил ужасного убийцу Жабу Смита...

Гражданин попробовал выхватить письмо.

- Потерпите, говорит Джо, я особо приемист накидывать петлю если просунет ужо не вылезет в надежде на ваше благоприятствование остаюсь, почтенный сэр, мои условия пять гинеев.

В. Рамболд, мастер-брадобрей.

- Бармалей, вот он кто, говорит гражданин.

- Грязные каракули у твари, говорит Джо. На, возьми, говорит, их к черту, с глаз долой, Альф. Привет, Блюм, говорит, что будете пить?

Ну, стали они спорить, Блюм мол не стану и не могу и извините, мол, не сочтите за обиду, и все такое прочее, а затем говорит, ладно, возьму мол только сигару.

Бля, это хитроумный член, спору нет.

Дайте-ка нам вонючку поотборнее, Терри, говорит Джо.

Ну, Альф рассказал нам, что один молодчик послал свою карточку в знак соболезнования в траурной каемке.

- Все они брадобреи, говорит он, из черного края, готовы повесить родного отца за пять целковых наличными плюс дорожные расходы.

И он рассказывает нам, внизу мол поджидают двое подручных, виснут у него на ногах, когда упадет доска, чтобы придушить как следует, а затем они срезают веревку и продают куски за несколько монет с кумпола.

В темной земле обретаются они, мстительные рыцари бритвы. Губительную пеньку сжимают, се и прочь ведут в Эреб латника или смерда, что решился на кровавое дело, ибо Я не потерплю сего, воистину, се рек Господь.

Ну, стали они толковать о смертной казни и конечно Блюм выступает со своими почему и поэтому и развел кодексологию, а чертов пес все время принюхивается к нему, говорят, что у жидков особый запах и собаки его чуют, не знаю, и сдерживающее влияние, и для острастки и прочее и прочее.

- На одну штуку она не оказывает сдерживающее влияние, говорит Альф.

- Это на какую? говорит Джо.

- На прибор висельника, говорит Альф.

- Да ну? говорит Джо.

- Святая истина, говорит Альф. Слыхал я от главного вертухая, а он служил в Килмайнхаме, когда повесили Джо Брэди, «несокрушимого». Он говорил мне, когда они его сняли, прибор торчал им в морды как кочерга.

- Охота пуще смерти, говорит Джо, как говорится.

- Это можно объяснить научно, говорит Блюм. Это вполне естественный феномен, как вы не видите, вследствие того, что...

И пошел своими языколомами изъясняться: феномен и естествознание, и тот феномен, и этот феномен.

Заслуженный ученый герр профессор Луитпольд Блюмендуфт предложил убедительное доказательство тому, что резкий перелом шейного позвонка и последующее расчленение спинного хребта неизбежно приводит, с точки зрения апробированных временем медицинских теорий, к внезапному ганглиозному возбуждению нервных центров субъекта, что заставляет пористые ходы corpora cavernosa быстро сузиться таким образом, что приток крови в ту часть мужской анатомии, которую справедливо именуют пенисом или мужским органом, вызывает любопытный феномен, выражающийся в появлении патологической филопрогенитивной детородной эрекции in articulo mortis per diminutionem capitis.

Ну конечно, гражданин только и ждал повода, и полил как из шланга насчет несокрушимых и старой гвардии и поколения шестьдесят седьмого, и кто боится вспомнить девяносто восьмой, и Джо ему подпевает, мол, все, кто был повешен, четвертован и выслан во имя дела военно-полевыми судами линча, и новая Ирландия, и новое то и се. Чем заливать о новой Ирландии пошел и завел бы себе нового пса, точно говорю. Паршивая прожорливая бестия, принюхивается и суется во все углы и скребет свои проплешины, и так добирается до Боба Дорана, а тот угощал Альфа четвертушкой, подлизывается, авось что перепадет. И конечно Боб Доран начинает дурака валять:

- Дай лапу! дай лапу, песик! Хороший песик. Дай лапку, песик. Дай нам лапку!

Арра! Налапал он конец этой лапе, и Альф пытается удержать его, чтобы не громыхнулся со своего блядского табурета на блядскую псину, и распускает слюни: гуманная дрессировка, породистый пес, умная собака - просто тоску наводит. Затем он выковырял остатки бисквитов из жестянки «Джейкоба», за которой он сгонял Терри, бля буду, он сглотнул их, как пару сапог, и язык свисает на метр, просит еще. Без малого умял и самое жестянку, голодный ублюдок.

А гражданин и Блюм все спорят о главном, о братьях Ширс и Вулф Тоуне за Арбор Хиллом, и Роберте Эммете, и умереть за родину, и что сделал Томми Мур с Саррой Каррен, а она уже далече. И Блюм само собой со своей пудовой сигарой кобенится, лощеная морда. Феномен! Эта бочка сала, на которой он женился, отменно клевый феномен с задом как карусель. Когда они торчали в «Городском гербе», рассказывал мне Писсатель Берк, была там старуха с задвинутым обалдуем-племянником, и Блюм пытался ей вешать лапшу на уши, как девочка, в глаза заглядывал и хвостом вилял и в безик играл, чтобы огорвать кус вампума по старухиному завещанию, и не ел мяса но пятницам, потому что была она брюхобойкой и лампадницей, и выводил ейного мудака погулять, и однажды провел его по всем кругам Дублина, и клянусь Святым пухом, не заиграл отбою, пока не привел его домой, наглотавшегося, как сову в спирту, и говорит сделал это мол, чтобы научить его вреду пьянства, и так твою селедку, если эти три женщины без малого не зажарили его живьем, странный это рассказ, старуха, жена Блюма и м-с О’Дауд, хозяйка отеля. Иисусе, посмеялся я с Писсателем Берком, когда он представлял их в пене и Блюм знай талдычит свое, да разве вы не видите, и но с другой стороны. И конечно, к слову, этот обалдуй, говорят, с тех пор зачастил к Пауэру, к пивовару, за углом на Коун стрит, по пять раз в неделю его домой без ног оттаскивали на извозчике, после того, как напробуется вволю из всех бочек блядского заведения. Феномен!

- За павших, говорит гражданин, подымает свою поллитровую и пристально смотрит на Блюма.

- За павших, говорит Джо.

- Вы не уловили моей мысли, говорит Блюм. Я имел в виду...

- Шинн Фейн! говорит гражданин. Шинн Фейн ауон! [5] Плечом к плечу с любимыми друзьями, лицом к лицу с ненавистными врагами!

Последнее прости было трогательным донельзя. На близких и дальних ко­локольнях непрерывно звонили погребальные колокола, и над угрюмыми погостами перекатывалось зловещее предупреждение сотен приглушенных барабанов, перемежавшихся гулкими залпами артиллерийских орудий. Оглушительные удары грома и ослепительные вспышки молнии, которые озаряли эту мрачную картину, свидетельствовали о том, что силы небес добавили свое сверхъестественное величие и без того ужасающему зрелищу. Тропический ливень обрушился из разверстых хлябей разъяренного неба на непокрытые головы собравшегося многолюдия, насчитывавшего по самой скромной оценке не менее пятисот тысяч лиц обоего пола. Подразделение дублинской городской полиции под личным командованием самого комиссара полиции охраняло порядок в несчетной толпе, которой помогал скоротать затянувшееся ожидание йоркский оркестр духовых и народных инструментов, восхитительно исполняя на обвитых траурным крепом инструментах несравненную мелодию, полюбившуюся нам с колыбели благодаря жалостливой и кроткой музе Сперанцы. Для удобства наших деревенских кузенов, коих собрались немалые контингенты, были организованы специальные железнодорожные экскурсии и предоставлены мягкие комфортабельные дилижансы. Большое удовольствие доставили собравшимся известные любимцы дублинской публики, уличные певцы Л-н-г-н и М-л-г-н, которые спели «Ночь перед тем, как вздернули Гарри’ в своей обычной веселящей душу манере. Наши неповторимые весельчаки развернули бурную торговлю своими постерами среди любителей легкого жанра, но ни один человек, у которого в сердце хранится место для чистого, без пошлостей, подлинно ирландского веселья, не упрекнул бы их за эти в поте лица заработанные гроши. Детишки из Гошпиталя для найденышей мужескаго и женскаго полов, сгрудились в проемах окон, выходивших на площадь и пришли в восхищение от этого непредвиденного пополнения назначенных на сей день увеселений, и здесь стоит вставить хвалебное слово Бедным Сестрам за их великолепную идею - дать бедным сироткам шанс посмотреть на подлинно поучительное зрелище. Свита вице-короля, где находились многие популярные дамы высшего света, была препровождена Их Сиятельствами на отборные места на главной трибуне, в то время как колоритная и экзотическая иностранная делегация, известная как «Друзья Изумрудною острова», разместилась на противоположных подмостках. Делегация, явившаяся в полном составе, включала коммендаторе Бачибачи Бенинобеноне (полупарализованного дуайена группы, которому помогли устроиться на трибуне с помощью парового подъемного крана). В нее входили м-сье Пьер-Поль Птипатан, великий грецорх Владинмир Велосипедов, эрцгрецорх Леопольд Рудольф фон Шванценбад-Ходенталер, графиня Марта Вирага Кисашони Путрапешти, Хирам И. Бомбаст, граф Атанатос Карамелопулос, Али баба Бакшиш Рахат Лукум-эффенди, сеньор гнидальго кабальеро дон Пекадильо-и-Палабрас-и-Патерностер де ла Малора де ла Малярия, Хокопоко Харакири, Хи Ху Чай, Олаф Кобберкеддельсен, минхер Туз  пан  Пик,  пан  Поллях  Паддирезкий,  гусьподин  Прхклстр Кращинабрищиситич, герр хурхаусдиректорпрезидент Ганс Чуешьли Штоесли, национальгимназиумузеумсанаториумисуспенсориумординарныйприват-

доцентобщейисторииспециальныйпрофессордоктор Кригфрид Убералгемайн. Все делегаты без исключения осудили крайне резко и гетерогенно то безымянное варварство, свидетелями которого они были приглашены стать. Оживленные дебаты (в которых все приняли участие) завязались в среде членов Ирландского Общества, является ли 8 или 9 марта подлинным днем рождения святого покровителя Ирландии. В ходе спора стороны обменялись ударами и обратились к пушечным ядрам, домбрам, бумерангам, арбалетам, аркебузам, ночным вазам, мясорубкам, зонтикам, катапультам, метелкам, мешкам с песком и чугунным слиткам. Малютка-полицейский констэбль МакФадден, вызванный специальным нарочным из Бутерстоуна, быстро навел порядок и с молниеносной находчивостью предложил в качестве компромисса, одинаково почетного для обеих сторон, избрать семнадцатое  число,  Предложение  смекалистого  полуторасаженного полицейского пришлось всем по вкусу и было единогласно принято. Констэбль МакФадден принял поздравления членов Ирландского Общества, многие из которых истекали кровью. Когда удалось извлечь коммендаторе Бенинобеноне из-под председательского кресла, его юрисконсульт аввокато Пагамими объяснил собравшимся, что различные предметы, найденные в тридцати двух карманах коммендаторе, были изъяты им во время суматохи из карманов его младших коллег дабы образумить их. Эти предметы (в их числе несколько сот мужских и дамских золотых и серебряных часов) были поспешно возвращены законным владельцам, и на площади воцарилась всеобщая гармония.

Тихо, непритязательно, Рамболд ступил на эшафот в своем безукоризненном смокинге и с любимым цветком Gladiolus Cruentis. Он объявил о своем присутствии тем мягким рамболдовским покашливаньем, которое многие безуспешно пытались имитировать - кратким, кропотливым, точным и вместе с тем настолько своим и личным, присущим только ему одному. Появление всемирно известного мастера заплечных дел было встречено громом при­ветственных кликов собравшимися ценителями его искусства, вице-королевские леди махали в восхищении платочками, а более восторженные по характеру иностранные делегаты слились в многоголосом реве, выкрикивая хох, банзай, аллен, живио, чинчин, пола крония, гип-гип, вив, Алла, но среди их голосов взвивалось легко различимое двойное фа, напомнившее нам душещипательные ноты, которыми евнух Каталани очаровывал наших прабабушек. Это было звенящее эввива депутата страны песен. Пробило семнадцать. Мегафон подал сигнал к молитве и немедленно все шляпы слетели с голов, а патриархальное сомбреро коммендаторе, передававшееся из рода в род в его семье с времен революции Риенци, было удалено его лейб-лекарем д-ром Пиппи. Ученый прелат, принесший последнее утешение нашей святой веры герою-мученику, близящемуся к часу своей геройскомученической кончины, склонил колена в подлинно христианском порыве в дождевой луже, покрыв сутаной седовласую голову, и вознеся к трону Всевышнего истовую молитву. Рядом с плахой стояла мрачная фигура палача. Его лицо скрывала пятиведерная бадья с двумя идеально круглыми прорезями, сквозь которые яростно поблескивали глаза. Ожидая судьбоносного сигнала, он проверял лезвие своего ужасного орудия, проводя им по своей мускулистой руке или быстро обезглавливая отару овец, пригнанных поклонниками его жестокого, но необходимого искусства. На элегантно инкрустированном столике были аккуратно разложены: резак для четвертования, различные причудливой формы и тонкой работы приспособления для потрошения (поставляемые по особому заказу всемирно известной фирмой-изготовителем столового серебра ‘Джон Раунд и сын» из Шеффилда), керамический соусник для двенадцатиперстной, ободочной и слепой кишок, а также аппендикса и т.д., и два вмесгительиых молочника для драгоценнейшей крови драгоценнейшей жертвы.

Попечитель Объединенного приюта котов и собак поджидал рядом, чтобы препроводить эти сосуды после наполнения в свое благотворительное заведение. Премилая трапеза, состоящая из яичницы с подрумяненными ломтиками ветчины, аккуратно прожаренного бифштекса с луком, сдобных булочек прямо из печи и бодрящего ароматного чая была заботливо предоставлена властями центральной фигуре трагедии. Виновник торжества был в отменном расположении духа, причастился святых даров и проявлял живой интерес к происходящему с начала до конца. В порыве самоотречения, редком в наши дни, он благородно воспользовался представившейся оказией сотворить добро, и своим  последним (незамедлительно исполненным) желанием передал это угощение для равнообъемного распределения среди нуждающихся и хворых членов ассоциации владельцев пенсионов и меблированных комнат в знак своего внимания и уважения. Nec и non plus ultra, апогей чувств был достигнут, когда стыдливая невеста пробила себе путь сквозь плотные ряды зрителей и бросилась на мускулистую грудь того, кто готовился предстать во имя ее перед вечностью. Герой заключил ее хрупкие формы в любовном объятии, нежно бормоча: Шейла, моя милая. Подбодренная этим употреблением ее крестного имени, она страстно расцеловала всевозможные приемлемые части его особы, до которых скромность тюремного облачения позволяла ее пылу добраться. Она поклялась ему, и при этом соленые потоки их слез слились воедино, что она вовеки будет дорожить его памятью, что она никогда не забудет своего любимого мальчугана, пошедшего на смерть с песней на устах, как на игру в городки в Клонтурском парке культуры и отдыха. Она освежила в его памяти счастливые безоблачные дни их блаженного детства, проведенного на берегах Анны Лиффи, когда они оба предавались невинным забавам юности, и, позабыв ужасное настоящее, они сердечно рассмеялись, и все зрители, включая преподобного отца, присоединились к общему веселью. Эта чудовищная публика чуть животики от хохота не надорвала. Но вот их охватило горе, и в последний раз они переплели руки. Новые потоки влаги хлынули из слезных желез, и огромная толпа, задетая за живое, забилась в душераздирающих стенаниях, и не последним из них оказался и сам пребендарий преклонных лет. Здоровые мужики, хранители порядка, великодушные великаны королевской ирландской полиции, не скрываясь, полезли за носовыми платками, и можно смело сказать, что во всем этом небывалом по масштабам многолюдье не оставалось ни одного сухого глаза.

Подлинно романтическое происшествие не заставило себя ждать, когда молодой красавец, выпускник Оксфорда, известный своим рыцарством по отношению к прекрасному полу, вышел из рядов зрителей, и предъявив свою визитную карточку, банковскую книжку и генеалогическое древо, попросил руки несчастной девицы, умоляя ее назначить день венчания. Он приняла его предложение, не сходя с места. Все присутствовавшие дамы и девицы получили на память об этом событии элегантный сувенир - брошку в виде черепа со скрещенными костями. Этот великодушный и своевременный шаг вызвал новую вспышку эмоций, и когда галантный юный оксфордец (к слову говоря, носящий одно из наиболее звучных и освященных временем имен в истории Альбиона) надел на пальчик своей застенчивой избранницы дорогое обручальное кольцо с изумрудом в форме четырехлиственного клевера, восхищение и восторг толпы превзошли все границы. Да, даже суровый профос подполковник Томкинс-Максвелл ффренчмуллан Томлинсон, распоряжавшийся этой грустной церемонией, даже он, не моргнувши глазом привязывавший сипаев к жерлам пушек, на этот раз не смог сдержать зова чувств. Стальной перчаткой он смахнул непрошеную слезу, и почтенные горожане, которым выпала честь находиться в его антураже, услыхали, что он бормочет прерывающимся голосом в седые усы:

- Разрази меня Господь, ежели эфта вот треклятая деваха не самая что ни на есть треклятая красотка. Разрази меня Господь, это прямо вышибает треклятую слезу, в мать и в душу, и напоминает мне о моей верной маштубе, которая ждет меня там, на лаймхаузском погосте.

 Ну, тут гражданин начинает толковать об ирландском языке и о собраниях Лиги и прочее, и о шонинах [6] обангличаненных, которые не знают своего собственного языка, и Джо встревает, чтобы сшибить у кого целковый, и Блюм фраерит со своим двухкопеечным окурком, который он выклянчил у Джо, и несет о Гэльской Лиге и о Лиге трезвенности, и о пьянстве, этом биче Ирландии. Трезвенность тут в самый раз. Бля, ему можно влить в глотку все пойло в мире. и раньше Господь призовет вас на Страшный Суд, чем увидите пену на его угощении. Пошел я однажды с приятелем на их музыкальный вечер, пляски и спевки насчет могла залезть на скирду ко мне Маурин Лэй при полной луне, и был там массовик-затейник с голубым бантом на рукаве, так и прет из него по-ирландски, и коллин бон [7] разносят безалкогольные напитки и медали и апельсины и лимонад, и сухие черствые сайки, бля, флагулак [8] развлечение, слов нет. Ирландия трезвая - Ирландия свободная. А затем один старикан задудел в свою волынку, и все долбозвоны задергали ногами в лад, от которого старая буренка окочурилась. И долгополые секут, чтобы не давали себе воли с женским полом. Ниже пояса, значит.

Нукакбытонибыло, как я говорю вам, псина увидела, что жестянка пуста, и принялась отираться вокруг Джо и меня. Я бы показал ему гуманную дрессировку, не упустил бы случая, если это был мой пес. Его бы время от времени ободрять отменным пинком туда, где глаза не растут.

• Боишься - укусит? говорит гражданин и скалит зубы.

• Нет, говорю, еще примет мою ногу за фонарный столб.

Ну он подозвал псину.

• Что на тебя нашло, Гарри? говорит он, и начинает его мять и тискать и говорить с ним по-ирландски, а барбос порыкивает ему в ответ, вроде дуэта в опере. Такого рыка, как от них, вы не слыхали. Кому делать нечего, написал бы письмо в газету pro bono publico, где мол намордник на псе. Рычит и ворчит и глаза налиты кровью с пересыху, и гидрофобия так и течет из пасти.

Те, кого интересует приобщение низших животных к человеческой культуре, (а имя им - легион), приложат все усилия, но не пропустят воистину восхитительный пример кинантропии. Его демонстрирует знаменитый ирландский сеттер-волкодав, ранее выступавший под псевдонимом Гарриоуэн, а теперь перекрещенный друзьями и знакомцами в ‘Оуэна Гарри’. Сеанс, ставший возможным благодаря годам гуманной дрессировки и тщательно продуманной диеты, включает, в частности, и декламацию стихов. Наш крупнейший современный специалист-фонетик (мы с ним неразлучны) не щадя усилий прояснил и сравнил декламируемое стихотворение с известными шедеврами и нашел, что оно обладает поразительным (курсив наш) сходством с раннами древних кельтских бардов. Здесь мы имеем в виду не сколько те очаровательные любовные песнопения, с которыми автор, скрывающий свою личность под элегантным псевдонимом Душистая Веточка, ознакомил весь читающий мир, но скорее (как справедливо отмечает читатель Д.О.С. в своем интересном письме, опубликованном в вечернем издании) те более суровые и личностные стихи, которые напоминают сатирические жалящие строки знаменитого Рафферти или Доналда МакКонсидайна, не говоря уж о более современном лирике, находящемся сейчас в центре внимания публики. Мы прилагаем образец, переведенный этим блестящим ученым, чье имя мы в настоящий момент не в праве обнародовать, хотя мы верим, что вышесказанное послужит для наших читателей прозрачным  намеком.  Метрика  собачьего  оригинала, напоминающая изысканными правилами аллитерации и изосиллабического стихосложения валлийские энглины, несравненно сложнее метрики перевода, но мы убеждены, что наши читатели согласятся с нами в том, что дух стиха хорошо уловлен. Пожалуй, стоит добавить, что эффект стиха возрастет, если произносить стихи Оуэна медленно и нечетко, в манере, напоминающей приглушенное рычание.

Ругать-не-переругать

ни в день, ни в неделю

Барри Кирнан твою мать

чтоб тебе пересохнуть

Семь сухих сред

тебе, как мне

Огнем ревут кишки

         без капли воды.

Ну он сказал Терри принести псу воды и бля, за милю было слышно, как он лакает. И Джо предлагает ему еще по одной.

- Выпью, говорит, а кара, чтобы без обид.

Бля, он не такой уж простак, хоть и на лапоть смахивает. Крутит жопой от кабака к кабаку, полагается на вашу честь, с псом старины Гилтрапа, и накачивается за счет налогоплательщиков и предпринимателей. Развлечение для человека и зверя. И Джо говорит:

- Сможешь нанести ущерб еще поллитре?

- Может ли плава уткать? говорю.

- Еще того же, Терри, говорит Джо. Не позволите предложить и вам чего-нибудь покрепче, говорит.

- Нет, спасибо, говорит Блюм, я собственно только хотел здесь повстречать Мартина Каннингэма, понимаете, поговорить насчет страховки бедняги Дигнама. Мартин попросил меня сходить с ним. Видите ли, он, то есть Дигнам, не вручил компании извещение о переуступке, и теперь, строго говоря, залогодержатель не может взыскать через суд и покрыть долги с его страхового полиса.

- Святые угодники, говорит Джо сквозь смех. Подкузьмили чертова Шейлока, это хорошо. Значит, жене повезло, а?

- Что ж, это точка зрения, говорит Блюм, поклонников жены.

- Каких поклонников? говорит Джо.

- Сторонников жены, я хотел сказать, говорит Блюм.

И тут стал все путать в одну кучу, и права кредиторов в соответствии с указом, как лорд-канцлер в суде излагает, и в пользу супруги, и речь мол идет о доверительной собственности, но с другой стороны Дигнам задолжал Бриджмену, и если жена или вдова оспорит иск кредитора, и так совсем засрал мне мозги своим кредитором в соответствии с указом. Ему самому повезло, что не сел в свое время в соответствии с указом за жульничество и торговлю из-под полы, только была у него рука в суде. Торговал выигрышными билетами на базаре, как это называлось - королевская венгерская привилегированная лотерея. Чтоб я сдох! Сыны Израиля мне всего милее! Королевская и привилегированная венгерская гоноррея!

Ну, тут подходит Боб Доран, качаясь, просит Блюма передать миссис Дигнам, как он сочувствует ее горю, и как жалеет, что его похоронили, и еще скажите ей, что он сказал, и что все, кто его знал, сказали, что не было никого чище и благороднее, чем бедняжка Вилли, что счас умер, так вот и передайте ей. Растрогался от собственного мудачества. И жмет руку Блюму и разводит комедию, передайте ей, дескать, что. Пожмем руки, брат. Ты прохвост и я прохвост.

- Дозвольте мне, произнес он, злоупотребить нашим знакомством, (кое хоть и мнится мимолетным, коль приложить к нему грубую меру времени, однакожде зиждется, я надеюсь и полагаю, на прочном чувстве взаимной приязни), дабы обратиться с просьбой об одолжении и милости. Но коль преступил я границы допустимого, пусть искренность моих чувств послужит заступницей моей дерзости.

- Ничуть, воскликнул тот, я в полной мере оценил чаяния, кои подвигли вас на сей шаг, и я исполню вверенное вами поручение, утешая себя мыслью, что хоть и выпала мне печальная миссия, это доказательство вашего доверия смягчит в некоторой степени горечь сей чаши.

- О позвольте мне коснуться вашей руки, сказал он. Ваше благосердечие послужит, я уверен, лучшим кормчим, нежели мои скудные слова, при выборе фраз, наиболее подходящих для выражения скорби, сила которой, если бы я дал своим чувствам свободу, и вовсе лишила бы меня дара речи.

И отчалил, и пошел на выход, стараясь держаться прямо. Набрался в пять вечера. Ночью чуть было не загремел в участок, да Падди Леонард знал постового №14А. Залил себе глаза в шибине [9] на Брайд стрит уже после закрытия, вступил в половые сношения с двумя дешевками из рыбного ряда, и кот на стреме стоит, лакает пиво из чайника и прифранцузивается перед дешевками, Жозеф Мануо, католическую иеру хулит, а в молодости служил мессу в «Адаме и Еве» с закрытыми глазами, кто, мол, написал новый завет, и ветхий завет, и смехуечки и поцелуйчики. А дешевки помирают со смеху, очистили ему карманы, мудаку чертовому, а он знай хлещет портером по постели, а дешевки ссут со смеху, друг на дружку глядя. Как ваш завет? Нет ли у вас какого-нибудь ветхого завета? Только Падди подвернулся вовремя, скажу вам. А в воскресенье только поглядите на него, с его и.о. жены, как она виляет хвостом по нефу собора, в лаковых сапожках, не больше и не меньше, и фиалки на ей - то, что доктор прописал, строит из себя лединьку, сестра Джека Муни. А мать, старая блядища, сдает закуты парочкам из подворотни. Бля, Джек научил его любовью дорожить. Сказал, что если не загладит вину венцом, Господи Иисусе, он из него всю дурь выбьет. Ну, Терри принес три поллитры.

- Вот, говорит Джо, возьму на себя честь. Вот, гражданин.

- Слан лат [10] говорит он.

- Удачи, Джо, говорю. На здоровье, гражданин.

Бля, он уже откачал полкружки. Одной удачей не отделаешься, чтобы держать такого на плаву.

- Что это, долговязый целит на место мэра? говорит Джо.

- Наш приятель, говорит Альф.

- Наннан? говорит Джо. Молчлен?

- Без имен, говорит Альф.

- Я так и думал, говорит Джо. Видал я его сейчас на собрании с Уильямом Филдом, членом парламента, со скотоводами.

- Волосатый Иоппий, говорит гражданин, этот вулкан извергнувшийся, любимчик всех стран и кумир своей собственной.

Ну, Джо начинает рассказывать гражданину о ящуре и скотоводах и принять решительные меры, а гражданин посылает их всех к какой-то матери, и Блюм выскакивает со своей герлыгой для шелудивых овец и микстурой для бронхиальных телят и с верным лечением от «деревянного языка» у коров. Потому что он прислуживал однажды на скотном дворе. Ходил вокруг с конторской книгой и карандашом, дотянись рукой до неба -почувствуешь мои муди, пока Джо Кафф не показал ему, как гонят остолопа в три шеи за то, что распустил язык перед скотоводом. Всезнайка. Учи свою бабку козлов доить. Писсатель Бурк рассказывал мне, в отеле его жена в три ручья заливалась с миссис О’Дауд, глаза выплакивала по своему жиромясу в два вершка толщиной, не могла пердовую пружину расслабить, без того, чтобы штукарский глаз не крутился вокруг, показывая, как это делать. Что у вас сегодня в программе? Ага. Гуманные методы. Потому что бедные животные страдают, и специалисты утверждают, и хорошо известное средство, совершенно безболезненное, осторожно нанести на больное место. Бля, у него легкая рука под курой.

Цып-цып-цып. Куд-куд-куда. Черная Лиза - наша несушка. Она несет нам яйца. Она так рада снести яйцо. Куд-куда. Цып-цып. Тогда приходит добрый дядя Лео. Он кладет руку под черную Лизу и достает свежее яйцо. Цып-цып-цып. Куд-куд-куда.

- Все равно, говорит Джо. Филд и Нанетти отправляются сегодня вечером в Лондон с запросом в палату общин.

- Точно ли, говорит Блюм, и советник едет? Я как раз хотел с ним повидаться.

- Он отплывает пакетботом, говорит Джо.

- Ах, какая жалость, говорит Блюм. Мне так было нужно. Может, только м-р Филд едет? Не мог позвонить. Нет. Это точно/

- Наннан тоже едет, говорит Джо. Лига посылает его сделать завтра запрос, потому что комиссар полиции запрещает ирландские игры в парке. Что скажете, гражданин? Слуа на-Эйрен [11].

М-р Коров Конакр (Мультифарнхам, Нац.) В связи с запросом моего почтенного коллеги, депутата от Шиллела, я хотел бы спросить Его превосходительство, действительно ли правительством были выпущены инструкции по убою скота, несмотря на отсутствие данных медицинской экспертизы, свидетельствующих о его патологическом состоянии?

М-р Чет Вероногс (Тамошант, Конс.): Почтенные депутаты уже располагают всеми доказательствами, полученными и принятыми комиссией всего парламента. Я не думаю, что я в силах дополнить вышесказанное. На запрос почтенного коллеги дается положительный ответ.

М-р Орелли (Монтенотте, Нац.). Были ли выпущены подобные инструкции относительно убоя человеческого скота, посмевшего играть в ирландские национальные игры в парке «Феникс»?

М-р Чет Вероногс: Ответ - отрицательный.

М-р Коров Конакр: Не повлияла ли знаменитая телеграмма Его Превосходительства на ход мыслей господ из Казначейства? (О! О!)

М-р Чет Вероногс: Я принял вопрос к сведению.

м-р Пошлошутс (Банкомб, Нез.): Стреляйте без колебаний.

(Иронические выкрики оппозиции).

Председатель: К порядку! К порядку!

(Депутаты встают. Выкрики с мест).

- Этот человек, говорит Джо, возродил гэльский спорт. Вот он сидит. Победитель Джеймса Стивенса. Всеирландский чемпион по метанию шестнадцатифунтового ядра. Какой был ваш рекорд, гражданин?

- На баклеш [12] говорит гражданин, напуская скромность. Было время, когда не уступал другим.

- Отдадим должное, гражданин, говорит Джо. Всех затыкал за пояс.

- Неужели и впрямь? говорит Альф,

- Да, говорит Блюм. Это всем известно. Вы не знали?

И тут они принялись трепаться об ирландском спорте и шонинских играх вроде лаун-тенниса и хоккея и городков и соли земли и кондовости и исконности и возрождении народа и прочее. И конечно Блюму нужно было вмешаться и сказать, что для человека с болезнью сердца резкие движения и силовой спорт опасны. Клянусь суппозиторием, только подберите соломинку с пола и покажите Блюму: Глянь, Блюм. Видишь соломинку? Это соломинка. Клянусь теткой, он с час проговорит об этом и не собьется.

Крайне интересная дискуссия проистекала под старинными сводами Бриана О’Киарнайна на Шрад-на-Бретан-Беог [13] пол эгидой Слуа-на-Эйрен. Речь шла о возрождении исконно гэльского спорта и о важности физической культуры, как ее понимали в античной Греции, в античном Риме и в античной Ирландии, для развития расы. Достопочтенный президент этого благородного ордена руководил собранием, на котором присутствовали широкие  массы.  После  поучительного  наставления,  сделанного председателем, и явившим собой великолепный образец ораторского искусства, выраженный мощными и красноречивыми фразами, завязалась крайне интересная и поучительная дискуссия, как обычно, высочайшего уровня, о желательности возрождения древних исконных игр и видов спорта наших древних исконно кельтских праотцев. Хорошо известный и снискавший себе всеобщее почтение труженик на ниве нашего древнего исконного языка, м-р Джозеф МакКарти Хайнс обратился к собравшимся с красноречивым призывом возродить старинные исконные гэльские игры и виды досуга, которым предавался Финн МакКул, дабы воскресить таким образом лучшие традиции мужественной силы и мощи, передаваемые из рода в род с времен старины глубокой. Л.Блюм, встреченный одновременно аплодисментами и шиканьем, сыграл роль оппонента, когда мощноголосый председатель подытожил результаты дискуссии, исполнив, в ответ на многочисленные пожелания и сердечные призывы собравшихся со всех уголков зала на удивление достойную внимания декламацию вечно зеленых стихов (к счастью, хорошо известных, и не нуждающихся в воспроизведении и в напоминании) бессмертного Томаса Осборна Дэйвиса «Мы вновь стали народом», причем исполняя эти стихи, закаленный в боях патриот и чемпион, можно сказать, не боясь противоречий, превзошел самого себя.

Этот ирландский Карузо-Гарибальди был в превосходной форме, и его зычный голос особенно выигрышно продемонстрировал все свои достоинства в освященном временем гимне, гремевшем, как умеет греметь только наш гражданин. Его восхитительное достижение на поприще вокального искусства, которое своим высоким классом и непревзойденным качеством способствовало упрочению его и без того прочной всемирной и международной репутации, было громогласно встречено бурными овациями многочисленный собравшихся, среди которых бросались в глаза многие выдающиеся особы духовною сана наряду с представителями прессы, юриспруденции и прочих ученых профессий. Но этом обсуждение было завершено.

Среди присутствующего духовенства были преподобнейший Уильям Делэйни (Общество Иисуса, доктор права), наипреподобный Джералд Моллой (доктор богословия), преп. Р.Д. Кавана (ССС), преп. Т.Уотерс (СС), преп. Джон М.Иверс (ПП), преп. П.Д.Клири (ОСФ), преп. Л.Д.Хики (ОП), наипреп. бр. Николас (ОСФС), наипреп. О.Горман (ОДС), преп. Малер (С.И.), наипреп. Джеймс Мерфи (С.И), преп. Джон Лавери (ВФ), наипреп. Уильям Догерти (ДБ), преп. Питер Фаган (ОМ), преп. Т.Бранган (ОСА), преп. Д.Флавин (СС), преп. М-А.Хаккет (СС), преп. У Харли (СС,), преподобнейший и досточтимый монсиньор МакМанус (ВГ), преп. Б.Р.Слаттери (ОМИ), преподобнейший МД.Скалли (ПП), преподобный Ф.Т.Пурселл (ОП), наипреподобнейший Тимоти, каноник Горман (ПП), преп. Д.Фланаган (СС). Среди мирян присутствовали П.Фэй, Т.Квирк и т.д.

- К слову о грубом спорте, говорит Альф, вы были на матче Кью-Беннет?

- Нет, говорит Джо.

- Я слыхал, Некто сорвал там куш - добрую сотню фунтов, говорит Альф.

- Кто? Пламень? говорит Джо.

И Блюм говорит:

- Теннис, например, развивает проворность и меткость.

- Ага, Пламень, говорит Альф. Он травил, что Майлер под мухой, и добился гандикапа, а тот все время пахал в спортзале.

- Мы помним его, говорит гражданин. Сын изменника. Мы помним, кто набил его карманы английским золотом.

- Правда ваша, говорит Джо.

И Блюм снова встревает насчет лаун-тенниса и кровообращения, и спрашивает Альфа:

- Не так ли. Берган?

- Майлер подмел им пол, говорит Альф. Задал ему трепку и трепкину тетку. Этот шпрот ему до пупа не достает, а здоровяк так и наяривает. Боже, как он дал ему под дых винтом. Правила маркиза Куинсберри и все прочее, но тот аж материнское молоко сблевал.

В историческом и славном бою за приз в пятьдесят золотых сразились мастера кожаных перчаток Майлер и Перси. Несмотря на весовое преимущество противника, любимец дублинских болельщиков доказал свое техническое превосходство в благородном искусстве бокса, Последний раунд этого фейерверка перчаток обернулся костеломкой для обоих чемпионов. Грозный старшина добавил цвета в крутой коктейль предыдущего раунда, в ходе которого Кью работал, как приемник - принимал удары слева и справа, в то время, как артиллерист довольно точно попадал в нос любимца Дублина, и Майлер вышел из схватки, качаясь, как под мухой. Солдат взялся за дело, начав лихим крюком слева, на который ирландский гладиатор ответил прямым и коротким ударом прямо в челюсть Беннета. Красномундирник нырнул, уклоняясь, но дублинец подбросил его в воздух левым крюком снизу. Два борца схватились в клинче. Майлер нашел применение своим талантам и подмял противника, и эта стычка завершилась тем, что здоровяк оказался на канатах, а Майлер учил его уму-разуму. Англичанин, с почти закрывшимся правым глазом, ушел в свой угол, где его щедро полили водой, и когда прозвучал гонг, он рванулся на ринг, полный сил и решимости, готовый вышибить проворного сына Эрина из кольца канатов не отходя от кассы. Это была схватка гигантов, и победа досталась достойнейшему. Борцы сражались как львы, боевая лихорадка охватила зал. Рефери дважды предупреждал Прямика Перси за удержание в клинче, но малыш разошелся вовсю и за его ногами было трудно уследить. После короткого и быстрого обмена любезностями, в ходе которого краса армии выцедил немало юшки из губ своего оппонента, кроткий агнец вдруг встрепенулся, нанес ужасающей силы удар левой в живот Боксера Беннета и пригвоздил того к полу. Это был чистый и точный нокаут. В атмосфере тревожного ожидания были отсчитаны последние секунды для казарменного вышибалы, и секундант Беннета Оле Пфоттс Веттстайн бросил полотенце на ринг. Паренек из Сантри был провозглашен победителем перед толпой ликующих болельщиков, которые сорвали канаты, кинулись на ринг и чуть не задушили победителя в порыве восторга.

- Этот своего не упустит, говорит Альф. Я слышал, что он сейчас организует гастроли на севере.

- Да, говорит Джо. Не так ли?

- Кто? говорит Блюм. Ах, да. Действительно. Эдакое летнее турне, понимаете. Отдых, собственно говоря.

- Миссис Б. блистает в этом созвездии, не так ли? говорит Джо.

- Моя жена? говорит Блюм. Да, она поет. Я уверен в успехе. Он - превосходный импрессарио. Превосходный.

Ахаха, бля буду, говорю себе, говорю. Теперь все ясно - и почему у козла четыре ноги, и для чего молоко в кокосе. Пламень-дэнди дует в дуду. Концертное турне. Блядский Бойлан сын прохвоста с Островного моста, что дважды загнал тех же кляч правительству воевать буров. Старый Чочо. Я насчет пожертвований бедным и водного сбора, мистер Бойлан. Чо? Водного сбора, м-р Бойлан. Чо-чо? Этот жеребцович ужо проимпрессирует ее, поверьте моему слову. Между нами, кад эриш [14] .

Краса скалистого утеса Кальпы, чернее вороньего крыла ее власы, дщерь Твиди. Там расцвела ее несравненная прелесть, в благовонии лавра и миндаля, Садам Аламеды знакома ее поступь, оливковая роща узнавала ее и склонялась перед ней. Чиста супруга Леопольда, роскошногрудая Марион.

И се, взошел некто из клана О’Моллоев, пригожий и белоликий молодец, но с багрянцем надкрылья, советник Его Величества, превзошедший законы, и с ним принц и наследник знатного рода Ламбертов.

- Алё, Нэд.

- Алё, Альф.

- Алё, Джек.

- Алё, Джо.

- Храни вас Господь, говорит гражданин.

- Вашими молитвами, говорит ДД. Что тебе, Нэд?

- Пополам, говорит Нэд.

Ну, Д.Д. заказал выпивку.

- Были в суде? говорит Джо.

- Да, говорит ДД. Он справится, Нэд, говорит.

- Надеюсь, говорит Нэд.

Что они затеяли, эти двое? ДД хочет смухлевать со списком присяжных, а другой ему подсобляет. А сам в списке банкротов. Режется в карты, панибратствует со стильными франтами с фраерским моноклем в глазу, дует шипучку, а сам весь завален исполнительными листами и судебными повестками. Заложил свои золотые часы у Камминса на Франсис стрит, где его никто не знает, в ломбарде, а я там был с Писсателем, он сапоги выкупал у заемщика. Ваша фамилия, сэр? Конс, говорит. Ага, и с концом, говорю. Бля, он еще придет домой через Слезную горку рано или поздно, так я это понимаю.

- Видали этого блядского придурка Брина там, говорит Альф. Ку-ку.

- Да, говорит Д.Д. Он хочет нанять детектива.

- Ага, говорит Нэд. Он хотел было прямо пойти криво к судье, только Корни Келлехер его убедил сперва провести графическую экспертизу.

- Десять тысяч фунтов, говорит Альф и смеется. Господи, все бы отдал, лишь послушать, что он будет нести перед судьей и присяжными.

- Твоих рук дело, Альф? говорит Джо. Правду, всю правду и только правду, и да поможет тебе Джимми Джонсон.

- Я? говорит Альф. Не бросайте тень на мой плетень.

- Любое ваше заявление, говорит Джо, будет записано и использовано против вас.

- Конечно, он может вчинить иск, говорит ДД. Подразумевается, что он не compos mentis.

 - Compos твою мать! говорит Альф и смеется. Не знаешь, что он придурочный? Глянь на его голову. Он же шляпу без сапожного рожка надеть не может.

- Да. говорит Д.Д, но истинность пасквиля не является в глазах закона зашитой от осуждения за его распространение.

- Ха, ха, Альф, говорит Джо.

- И все же, говорит Блюм, хотя бы из-за бедняжки этой, я имею в виду его жену...

- Нашли кого жалеть, говорит гражданин, ее или любую женщину, если пошла за полукровку.

- Как полукровку? говорит Блюм. Вы хотите сказать...

- Я хочу сказать полукровку. Ни рыба, ни мясо.

- Ни добрая утка, говорит Джо.

- Вот это я имею в виду, говорит гражданин. Чучмарь, если понимаете, что это такое.

 Бля буду, вижу - дело к беде, А Блюм объясняет, что он имел в виду, дескать, жестоко по отношению к жене, которой и так приходится повсюду ходить за старым заикой. Жестокое отношение к животным, вот что это, пустить бедного обездоленного мудака Брина на травку, чтоб запинался о собственную бороду торчком, что у него вместо водосточной трубы. А у нее все втулки из носа выбиты с тех пор. как пошла за него, потому что его дядя был попкой при Папе. Его портрет на стене с держименя ухарскими усищами. Синьор Брини из Саммерхилла, пистальянец, папский зуав при Святом Отце, покинул пристань и отбыл на Мосс стрит. А кто он был, скажите, будьте любезны? А никто, палка, палка, огуречик по семь шиллингов в неделю, и еще цеплял себе на грудь всякие бляхи, бросал вызов всему свету.

         - И более того, говорит ДД, почтовая открытка - это уже распространение. В прецеденте «Сандгроув против Хоула» суд счел это доказательством умысла. По моему мнению, иск может быть вчинен.

С вас три с полтиной. Кому нужно твое мнение? Дай нам спокойно допить свою поллитру. Бля, даже этого не дают, совсем обнаглели.

- Ну, доброго здоровья, Джек, говорит Нэд.

- Доброго здоровья, Нэд, говорит ДД.

- Вот он снова, говорит Джо.

- Где? говорит Альф.

И бля вот он снова прошествовал мимо дверей со своими книжищами в охапку и с женой рядом и Корни Келлехер смотрит глазом-пуговицей, когда они проходят, и втолковывает ему что-то, как отец родной, пытается небось всучить подержанный гроб.

- Чем закончилось дело с канадской аферой? спрашивает Джо.

- Заключен под стражу, говорит ДД.

Один из утконосого братства это затеял, по имени Джеймс Уотт, он же Шапиро, он же Спарк и Спиро, поместил объявление в газете, мол, за двадцать монет эмиграция в Канаду. Что? На ушах ничего не чувствуете? Конечно, лапшу вешал. Как? Обвел их всех вокруг пальца, работяг и бадахов [15] из графства Митт, и даже собственную плоть и кровь не пожалел. ДД рассказывал нам про этого древнееврейского Зарецкого или еще какого - рецкого, плачет, дескать, на свидетельской скамье, не снимая шляпы, и клянется святым Моисеем, что тот нагрел его на два фунта.

- Кто судил? спросил Джо.

- Главный судья, говорит Нэд.

- Бедняга сэр Фредрик, говорит Альф, ему ничего не стоит оба глаза заштукарить.

- Душа широкая, как ворота, говорит Нэд, расскажи ему только историю пожалостливее, за квартиру, мол, не плачено, жена больна, детишки мал мала меньше, и клянусь, он весь слезами изойдет прямо в судейском кресле.

- Ага, говорит Альф. Рубен Д. может считать себя счастливчиком, что сам не оказался на скамье подсудимых намедни, когда он подал на бедолагу Гамли, который шерошит булыжники для городской управы у Баттова моста.

И он изображает старого главного судью, как того слеза прошибает.

 - Совершенно скандальная история! Бедный труженик! Сколько детей? Десять, говорите?

- Да, ваша честь. И у жены тиф!

- И у жены тифозная горячка! Скандал! Немедленно удалитесь из зала суда, сэр. Нет, сэр, я не отдам приказа о взыскании. Как вы смеете, сэр, являться в суд и просить меня отдать приказ о взыскании! Бедный честный усердный труженик! В иске отказать.

И вот на шестнадцатый день месяца волоокой богини, через три недели после празднества Святой Неделимой Троицы, когда дочь небес, дева-луна была в первой четверти, досточтимые и премудрые судьи собрались в палатах закона. Здесь мастер Кортни, в особом заседании, вершил суд, и мастер судья Эндрюс, заседая без присяжных по делам о наследствах, взвешивал и разрешал притязания первого кредитора по ипотечному залогу в связи с предъявлением на утверждение завещания о распоряжении и наследовании in re всею собственностью, движимой и недвижимой, оставленной почившим Джейкобом Халлидеем, покойным, против Ливингстона, несовершеннолетнего и недееспособного, и прочих лиц. И вот на сей блистательный суд на Зеленой улице явился сэр Фредрик из рода Сокольничих - Фалконеров. И там он сидел около пяти часов пополудни и исполнял право брегонов для всех и вся в графстве и граде Дублине. И с ним восседал верховный синедрион двенадцати колен Ияра, по человеку от каждого колена, от колена Патрика, и от колена Хьюи, и от колена Оуэна, и от колена Конна, и от колена Оскара, и от колена Фергюса, и от колена Финна, и от колена Дермота, и от колена Кормака, и от колена Кевина, и от колена Колта, и от колена Оссиана, всего двенадцать достойных и верных мужей. И он заклял их Тем, Кто умер на кресте, дабы они добром и честию судили верно, и разрешили спор между их суверенным владыкой королем и узником на скамье подсудимых, и вынесли верный вердикт в соответствие со свидетельствами и доказательствами, предъявленными на суде, и да поможет вам Господь, и поцелуйте Библию. И они восстали со своих мест, сии двенадцать сынов Ияра, и поклялись Именем Того, чье бытие извечно, исполнить Его правомудрие. И немедля слуги закона привели из замка одного узника, задержанного ищейками юстиции вследствие полученной ими информации. И они заковали его по рукам и ногам в кандалы, и не хотели взять ни пени, ни выкупа за его свободу, но отдали под суд как злоумышленника.

- Хороши дела, говорит гражданин, сползаются отовсюду в Ирландию, как тараканы.

Ну, Блюм делает вид, что не слышит, и начинает говорить с Джо, говорит, что, мол, не стоит беспокоиться по этому делу до первого числа, но если он соберется, то пусть скажет об этом м-ру Крофорду. И Джо поклялся всем святым, что его и черт не удержит, все, мол, сделает.

- Потому что, понимаете, говорит Блюм, реклама должна появляться регулярно, в этом весь секрет.

- Положитесь на меня, говорит Джо.

- Объегоривают крестьян, говорит гражданин, и ирландскую бедноту. Мы не потерпим чужаков под нашим кровом.

- Не сомневаюсь, все устроится, Хайнс, говорит Блюм. Это Кейс требует, понимаете.

- Считайте это сделанным, говорит Джо.

- Весьма благодарен, говорит Блюм.

- Чужаки, говорит гражданин. Наша собственная вина. Мы их впустили. Мы их ввели. Неверная жена и ее любовник привели сюда саксонских грабителей.

- Условно-окончательное решение судьи, говорит ДД.

И Блюм делает вид, что глубоко увлечен ничевошками, паутиной за бочкой, и гражданин на него метит, и псина у его ног посматривает, чтобы знать, кого и когда цапнуть.

- Бесчестная жена, говорит гражданин, вот причина всех наших несчастий.

- А вот и она, говорит Альф, хихикая над листом «Полицейской хроники» рядом с Терри за стойкой, в боевой раскраске.

- Дай и нам позырить, говорю.

И что это было, только похабная американская картинка, из тех, что Терри одалживает у Корни Каллахера. Как увеличить ваш половой член. Проказы светской красотки. Норман В.Таппер, состоятельный чикагский подрядчик, обнаружил свою хорошенькую, но бесчестную жену в объятиях офицера Тэйлора. Красотка в дезабилье проказничает, и ее амант проверяет, не боится ли она щекотки, и Норман В.Таппер врывается со своей хлопушкой как раз слишком поздно, когда она с офицером Тэйлором набрасывает кольца.

- О джем, Дженни, говорит Джо, какая у тебя короткая сорочка!

- А вот и волосики, Джо, говорю. Что, зашевелился хвост в неожиданном месте от этой?

Ну, тут входит Джон Уайз Нолан и Ленеган с ним, морда вытянулась, как затянувшийся завтрак.

- Что ж, говорит гражданин, сообщите последние новости с театра военных действий. Что постановили эти муниципальные жестянщики насчет ирландского языка?

О’Нолан, закованный в сияющую броню, преклонил колено перед преславным, могучим и великим вождем всего Эрина и поведал ему о делах минувших, о том, как умудренные старцы преданного града, уступающего лишь стольному, собрались в державном зале и там, вознесши молитву богам-обитателям вселенского эфира, держали чинный совет, не вольно ли будет по воле небес возвратить почет смертных крылатой речи разделенного морем Гэла.

- Его шествие началось, говорит гражданин. К черту проклятых саксонских кровососов и их patois.

Ну, тут ДД. встревает в разговор, лепит горбатого, один рассказ почище другого, мол, политика Нельсона: кривым глазом к подзорной трубе, и нельзя осудить без суда целый народ, и Блюм поддерживает его умеренность и примиренность, и, мол, их колонии и их цивилизация.

- Их сифилизация, вы имеете в виду, говорит гражданин. К черту их всех! Проклятие никудышного бога в бок и в гриву блядским толстогузым шлюхиным детям! Нет у них ни музыки, ни искусства, ни литературы, достойных этого названия. И цивилизацию свою они украли у нас. Косноязыкие приблудыши выблядских призраков.

- Семья европейских народов, говорит ДД.

- Они не европейцы, говорит гражданин. Я был в Европе с Кевином Иганом из Парижа. Во всей Европе нигде не найдете ни их, ни их языка, разве что в cabinet d’aisanse.

И говорит Джон Уайз:

- Многим цветам цвести в отдаленье.

И говориг Ленеган, а он знает чуток мову:

- Conspuez les Anglais! Perfide Albion!

Рек он, и высоко взмыла в его грубых огромных могучих богатырских лапах чаша темного крепкого пенного эля, и, бросив свой племенной клич ‘Лау Деараг Абу [16]‘ он выпил за погибель своих недругов, расы мощных всепокоряющих воителей, правящих волнами, сидящих на алебастровых тронах, молчаливых, как вечные боги.

- Что с гобой стряслось, говорю Ленегану. Как будто нашел полтинник и потерял целковый.

- Золотой кубок, говорит.

- Кто победил, м-р Ленеган? говорит Терри.

- Выбрось, говорит, взял двадцать к одному. Абсолютный аутсайдер. А прочих судьба подвела.

- А бассова кобыла? говорит Терри.

- Все еще бежит, говорит он, и мы все за ней. Бойлан просадил два фунта по моему совету на Бунчуке, за себя и за спутницу.

- Я и сам поставил полкроны, говорит Терри, на Зинфанделя, по совету м-ра Флинна. Лорда Ховарда де Уолдена лошадь.

- Двадцать к одному, говорит Ленеган. Такова ипподромская жизнь. Выбрось, говорит он, взял Золотой кубок, как сухарик. Иди после этого толкуй о ежовых копытах. Непостоянство, имя тебе Бунчук.

Ну, берет он жестянку с сухарями, которую оставил Боб Доран, смотрит, что бы склевать, а старый барбос за ним, ищет счастья плешью вверх. Ваша мама пришла, молочка принесла.

- Ничего нет, дитя мое, говорит он.

- Не вешай клюв, говорит Джо, на бегах только псам удача.

И ДД, и гражданин спорят о законе и истории, и Блюм время от времени вставляет словечко.

- Некоторые, говорит Блюм, видят соломину в чужом глазу, а в своем не замечают и бревна.

- Ромиш [17], говорит гражданин. Нет слепца хуже не желающего видеть, если вы понимаете, о чем я говорю. Где наши сгинувшие двадцать миллионов ирландцев, которые должны быть здесь, а не четыре, где наши затерянные колена? И наши ткани и керамика, лучшие в мире? И наша шерсть, что шла в Рим в дни Ювенала, и наши лен и парча со станов Антрима, и кружева Лимерика, наши кожемяки и стекольщики из Баллибоу, и сатин наших гугенотов, который привился у нас со времен Жаккара де Лиона, и наш тканый шелк, и наш фоксфордский твид, и резьба по кости из кармелитского монастыря в Нью Россе, ей нет равных во всем мире! Где греческие купцы, плывшие за геркулесовы столпы, за Гибралтар, захваченный теперь исчадьем человечества, с золотом и пурпуром Тира на продажу в Вексфорд, на торг Кармен? Откройте Тацита и Птолемея, или хотя бы Геральдуса Камбренсиса. Вино, мрамор Коннемары, серебро Типперери, наши прославленные кони, плоды наших морей! За право рыбной ловли в наших водах Филипп Испанский платил нам дань. Чем расплатятся с нами англо-саксонские желтоджоны за нашу загубленную торговлю и за наши загубленные сердца? Они не углубят русла Шаннона и Барроу, когда вокруг миллионы акров болот и трясин, нет, они хотят, чтобы мы все перемерли от чахотки.

- Скоро мы будем безлесными, как Португалия, говорит Джон Уайз, или остров Гельголанд с его единственным деревом, если не заняться озеленением страны. Лиственницы, ели, все хвойные породы быстро исчезают. Я прочел отчет комиссии лорда Каслтауна...

- Спасите их, говорит гражданин. Спасите ясень-великан Галуэя и вяз-владыку Килдара с его сорокафутовым стволом и кроной с десятину. Спасите деревья Ирландии для грядущих поколений ирландцев на зеленых холмах Эйре, о!

- На вас устремлены взоры всей Европы, говорит Ленеган.

Самые блестящие и модные круги международного высшего света собрались en masse после полудня на торжество венчания шевалье Жана Уайза де Нолана, великого главного егеря Ирландских Национальных Лесоводов, и его избранницы мисс Елли Хвой из Сосновой долины. Церемонию украсили своим присутствием леди Сильвестра Вяз, м-с Барбара Берез, м-с Полли Ясень, м-с Холли Каштан, м-с Лавролист, м-с Дороти Сорго, м-с Клайд Аир, м-с Роуэн Трав, м-с Эллен Лоз, м-с Виргиния Вьюнок, мисс Глэдис Бук, мисс Олива Сад, мисс Бланш Клен, м-с Мод Граб, мисс Мира Мирт, мисс Присцилла Липа, мисс Каприфоль Жимолость, мисс Грэйс Тополь, мисс О. Мимоза-сан, мисс Рэйчел Кедр, сестры Лилия и Фиалка Сирень, м-с Китти Гиацинт, м-с Арабелла Самшит, м-с Глория Пальм, м-с Лиана Лес, м-с Роса Утра, м-с Норма Святодуб из поместья Дубовая Роща. Невеста, которую вручил счастливому жениху ее отец, глава рода МакХвоев, очаровательно выглядела в изысканном наряде из зеленого месмеризованного шелка, облегавшем пепельно-серый чехол, схваченном широкой изумрудной кокеткой, и с тройной оторочкой бахромы темного отлива. Элегантные бретели и вставки желудевой бронзы на бедрах оживляли эту модель. Подружки и сестры невесты, мисс Сосна Хвой и мисс Пихта Хвой, одели хорошенькие платьица того же тона, причем элегантный сутаж с плетеным узором (плюмаж де роз) был заделан в рябенькое плиссе и причудливо повторялся на султанах нефритно-зеленых тонов, сооруженных из бледно-коралловых перьев цапли. Сеньор Энрике Флор явил на органе свое всемирно известное мастерство, и в дополнение к требуемым для свершения матримониального обряда номерам исполнил песню «В лесу родилась елочка» в новой и необычной арранжировке в заключение торжественной церемонии. Выходя из церкви  св.Фиакра-в-садах  после святого благословения, счастливая пара попала под дружеский огонь. Молодоженов засыпали каштанами, буковыми орешками, лавровым листом, ивовыми сережками, девичьим виноградом, ягодами хмеля, земляникой, веточками омелы и цветами рябины. М-р и м-с Уайз Хвой де Нолан проведут медовый месяц в уединении в Черном лесу.

- И мы устремляем взоры на Европу, говорит гражданин. Мы вели торг с Испанией, и с французом, и с фламандцами, когда эти ублюдки еще не выщенились. Испанская лоза - в Галуэй, бригантина с вином на волне винно-темных морей.

- И будем вновь, говорит Джо.

- Да, с помощью пресвятой богородицы будем вновь, говорит гражданин, хлопая себя по ляжке. Наши опустелые гавани вновь наполнятся. Куинстаун, Кинсэйл, Галуэй, Блэксод Бэй, Вентри в графстве Керри, Килбегс, третья гавань в мире, с флотильей парусников - Линчи Галуэя, О’Рэйли из Кавана. О’Кеннеди из Дублина. Герцог Десмонд тогда заключал договор с самим императором Карлом Пятым. И мы еще увидим, говорит он, первый ирландский военный корабль разрезает волны, и на его мачте наш собственный флаг, не жалкие арфы Тюдоров, нет, наш древнейший флаг флота, флаг провинции Десмонд и Томонд, три короны на голубом поле, короны трех сынов Милезия.

И он додавил свою поллитру, мойя [18]. Все моча и пер, как у кота в дубильне. У коров в Конноте длинные рога, а лошади кушают овес. Поди выступи со своими словесами перед народом в Шанаголдене, там небось не посмеешь носу показать, Молли Магайресы подкарауливают, они тебя когтями порвут и на солнышко насквозь глянут за то, что заграбастал хутор согнанного арендатора.

- Браво, говорит Джон Уайз. Что будете пить?

- Чекушку, говорит Ленеган, надо отметить.

- Половинку, Терри, говорит Джон Уайз, и одну Руку. Терри! Уснул?

- Есть, сэр, говорит Терри, маленькое виски и бутылку ‘Алсопа’. Слушаюсь, сэр.

Торчит с этой блядской газетенкой вместе с Альфом, ищет клубничку, вместо того, чтобы обслуживать посетителей. Снимок состязания по боданию: стараются друг друга головами перетяпать, один тип таранит другого, бежит головой вперед, как бык на ворота. А вот другое фото: Черная бестия на костре в Омахе, штат Джорджия. Толпа южных олухов в вислополых шляпах палит в самбо, вздернутого на дереве, язык наружу, а под ним разложен костер. Бля, им надо бы потом утопить его в море, посадить на электрический стул и распять напоследок, чтоб сомнений не оставалось.

- Ну а наш славный военно-морской флот, говорит Нэд, гроза врагу?

- Я вам скажу, что это, говорит гражданин. Это ад кромешный на земли, Прочтите, вот разоблачение в газете: порка на учебных кораблях в Портсмуте. Подписано Возмущенный.

И он начинает рассказывать нам про телесные наказания, как стоит вся команда во фронт, просмоленные моряки, и офицеры и вице-адмиралы в треуголках, и пастор со своей протестантской библией в руках свидетелем наказания, и приводят юного паренька, он зовет маму, и растягивают его на лафете.

- Дюжину по окорокам, говорит гражданин, так называл это старый головорез сэр Джон Берсфорд, но современный богобоязненный англичанин говорит «порка по тыловой части».

И говорит Джон Уайз:

- По чести, постылый обычай.

Затем он начинает описывать, как приходит профос с длинным шомполом, размахивается и лупцует спину бедняги как бог черепаху, пока тот не заорет, мол, убивают.

- Вот он вам, ваш славный британский военно-морской флот, говорит гражданин, что правит миром. Они никогда не будут рабами, нет, хотя у них единственная на всем божьем свете наследственная законодательная палата и вся земля в руках десятка прожорливых боровов и хлопковых баронов. Вот она, великая империя, которой они кичатся - каторжный груд и бичевание крепостных.

- Над которой никогда не восходит солнце, говорит Джо.

- И вся трагедия в том, говорит гражданин, что они в это верят. Несчастные йеху верят в это.

Они веруют в бич, всемогущий кнут-лупцеватель, вершитель ада на земли, и в Джеки Смоленую душу, Пушкина сына, что был зачат от нечистого слуха, порожден боевой миноносицей, страдал и претерпел дюжину по окорокам, был высечен, взмылен и изрубцован, вопил, как в аду, на третий день восстал с койки, был взят живым на мостик, сидит там на киле, ожидая приказов, пока не наступит его время тянуть лямку и отрабатывать паек.

- Но, говорит Блюм, разве дисциплина не всюду одна и та же? Я имею в виду, не будет ли и здесь то же самое, если вы встретите силу силой?

Ну не говорил ли я вам? Чтоб мне больше не пить пива, он и при последнем издыхании постарается доказать вам, что смерть это жизнь.

- Мы ответим силой на силу, говорит гражданин. За морем лежит наша великая Ирландия. Они были изгнаны из дому, лишились крова и очага в черном 47-м. Их придорожные мазанки и лачуги были снесены тараном, и "Таймс" потирал руки и предсказывал малодушным саксонцам, что скоро ирландцев в Ирландии будет меньше, чем краснокожих в Америке. Даже Великий Турок послал нам свои пиастры, но саксонец пытался выморить наш народ голодом, хотя земля щедро рожала в тот год, и британские гиены скупили урожай и продали в Рио де Жанейро. Да, они согнали наших крестьян с земли. Двадцать тысяч умерло в пловучих гробах трюмов. Но те, кто добрался до свободного края, не позабыли страну рабства. Они вернутся вновь, и с возмездием, и не будет робкосердечных меж сынов Грануайля, меж защитников Катлин ни Хулихан.

- Совершенно верно, говорит Блюм. Но я имел в виду...

- Давненько мы ждем этого дня, гражданин, говорит Нэд. С тех пор, как старушка сказала, что французы уже высаживаются у Киллалы.

- Да, говорит Джон Уайз. Мы сражались за венчанных Стюартов, но те выдали нас головой сторонникам Вильяма. Помните Лимерик и Раздробленный камень договора. Мы проливали кровь за Францию и Испанию, ирландские вольные стрелки. Фонтеной, а? И Сарсфилд, и О’Доннел, герцог Тетуанский в Испании, и Улисс Браун из Камю, который был фельдмаршалом Марии Терезы. Но что мы получили за это?

- Французы! говорит гражданин. Лишь танцевать мастера. Знаете что? С них Ирландии проку, что с жареного пера. И сейчас они пытаются устроить Entente Cordiale на приеме у Т.П. с коварным Альбионом. Подстрекатели Европы, вот кто они.

- Conspuez les Francais, говорит Ленеган, отхлебывая пива.

- А пруссаки и ганноверцы, говорит Джо, неужели мало нам было всех этих колбасников, выродков на троне, начиная от Джорджа избранного и до этого немецкого паренька и плоскостопой старой суки, что наконец-то сдохла?

Иисусе, меня просто смех разобрал, когда он дошел до этого, мол, старуха с шорами на глазах каждую ночь напивалась в дым в своем королевском дворце, старая Вик, флакон "горной росы’, кучер уносит ее в постель, как охапку костей, а она тягает его за баки и распевает куплеты Ehren на Рейне и пошли туда, где выпивка дешевле.

- Что ж, говорит ДД. Сейчас у нас Эдуард Миротворец.

- Это сказочка для слабоумных, говорит гражданин. Этот паренек и впрямь ценит слово из трех букв, только это не мир. Эдуард Гвельф-Веттин!

- А что вы скажете, говорит Джо, про этих святых мужичков, попов и епископов Ирландии? Отделывают ему покои в Майнуте цветами его сатанинского величества, как ливрею на скачках, и еще вешают фото всех коней, на которых пилили его жокеи. И сам герцог Дублинский туда же.

- Им следовало бы развесить фотки баб, которых он пилил, говорит малыш Альф.

И говорит ДД:

- Соображения места повлияли на выбор, сделанный их светлостями.

- Отведаете еще одну, гражданин? говорит Джо.

- Да, сэр, говорит он, отведаю.

- А ты? говорит Джо.

- Премного обязан, Джо, говорю. Да не убавится твоя тень.

- Повтори дозу, говорит Джо.

Блюм толковал и толковал с Джоном Уайзом и порядком завелся, со своей землемордой чушкой, а по ней его сливоглазы так и катаются.

- Преследования, говорит он, вся мировая история полна преследований. Увековечивают рознь между нациями.

- Но знаете ли вы, что такое нация? говорит Джон Уайз.

- Да, говорит Блюм.

- Что же это? говорит Джон Уайз.

- Нация? говорит Блюм. Нация это они и те же люди в одном и том же месте.

- Ну, господи, значит, говорит Нэд, и я - нация, потому что я живу в одном и том же месте уже пять лет.

Ну, тут само собой все посмеялись над Блюмом, и он говорит, стараясь выпутаться:

- Или живущие в разных местах.

- Это относится к моему случаю, говорит Джо.

- А позвольте спросить, какая ваша нация, говорит гражданин.

- Ирландская, говорит Блюм. Я здесь родился. Ирландская.

Ничего не сказал гражданин, только прочистил плевок из глотки и бля, выхаркнул плевок в добрую устрицу прямо в угол.

- Начинайте, Джо, говорит он, достает платок и утирается.

- Нот, гражданин, говорит Джо. Возьмите в правую руку и повторяйте за мной.

Затем было извлечено на свет тщательно оберегаемое и передаваемое из рода в род сокровище - роскошно расшитый плат старинной ирландской работы, изготовление которого традиция связывает с именами Соломона из Дромы и Мануса Томалтаха ог МакДоноу, авторов "Книги Баллимота". Не будем задерживаться на легендарной красе этого шедевра - уголков, на которых можно ясно различить всех четырех евангелистов со своими атрибутами: скипетром мореного дерева, североамериканской пумой (к слову говоря, куда более благородным животным, нежели ее британский сородич), теленком Керри и золотым орлом из Каррантуохилла. Сцены, изображавшие на белоснежном полотне наши старинные дуны, и раты, и кромлехи, и гринауны, замки, башни и циклопические сооружения, места учености и клятвенные камни, схвачены живо и ярко, и переданы нежными красками, которые невольно хочется сравнить с теми, которыми богомазы Слиго давали волю полету своей фантазии в давние-давние времена, в дни Бармесида. Гленделох, чудесные озера Килларни, руины Клонмакнойса, Конгское аббатство, Глен Ина, Двенадцать Сосен, Око Ирландии, Зеленые холмы Талла, Крук Патрик, пивоваренный завод ‘АО Артур Гиннес и сын’, берега Лох Нея, долина Овока, башня Изольды, обелиск Мапаса, больница имени сэра Патрика Дана, мыс Клир, глен Ахерло, замок Линча, Шотландский дом, Дом профсоюзов в Лофлинстоуне, Тулламорская тюрьма, Каслконнелские пороги, Киллбаллимакшонакилл, распятие в Монастербойсе, отель ‘Жюри’, Чистилище св.Патрика, Прыжок Лосося, столовая Мэйнутского колледжа, дыра Курли, болото Аллена, три места рождения первого герцога Веллингтонского, скала Кашелла, склады на Генри стрит, пещера Фингала - все эти трогательные сцены любовно сохранены для нас и украшены связанными с ними грустью и тоской о былом, которая как ничто расцвечивает прошлое.

- Передавай стаканы, говорю. Этот чей будет?

- Это мой, говорит Джо, как сказал черт о мертвом полицейском.

- А какой я расы, говорит Блюм, я - ненавидимой и преследуемой расы. И сейчас. В этот самый момент.

Бля, он чуть не ожегся своим окурком.

- Грабят, говорит он. Обирают. Оскорбляют. Преследуют. Отбирают наше кровное. Прямо сейчас, говорит он, подымая кулак, продают с торгов в Марокко как рабов, как скот.

- Это вы о чем, о новом Иерусалиме? говорит гражданин.

- Я говорю о несправедливости, говорит Блюм.

- Верно, говорит Джон Уайз. Тогда ответьте на силу силой, как мужчины.

Вот вам картинка для хрестоматии. Мишень для разрывной пули. Лощеное личико не робеет перед деловым концом ружья. Бля, ему пристала бы метелка, точно пристала бы, только передничек нацепить. И тут он весь оседает внезапно, перекручивается поперек себя, обмяк, как половая тряпка.

- Но это ни к чему не ведет, говорит он. Сила, ненависть, история, все это. Это не жизнь для мужчин и женщин, с оскорблениями и ненавистью. И всякому понятно, что настоящая жизнь - это совсем наоборот.

- Что же? говорит Альф.

- Любовь, говорит Блюм. В смысле чувство, обратное ненависти. Сейчас мне нужно идти, говорит он Джону Уайзу. Лишь забегу в суд на секунду, гляну, не там ли Мартин. Если он придет, скажите, что я тотчас вернусь. Тотчас вернусь.

Кто тебя держит? И он выскакивает, как хорошо смазанная молния,

- Новый апостол к народам мира, говорит гражданин. Всеобщая любовь.

- Что ж, говорит Джон Уайз, этому и нас учили. Возлюби своего ближнего.

- Этот тип? говорит гражданин. Наеби своего ближнего его девиз. Любовь, мойя! Хороший пример, прямо Ромео и Джульетта.

Любовь любит любить любовь. Сестра любит нового аптекаря. Констэбль 14А любит Мэри Келли. Герти МакДоуэлл любит паренька с велосипедом. М.В. любит шатена. Ли Чи Хан любилюби милимили Ча Пу Чау. Слон Джамбо любит слониху Алису. Старый м-р Вершойль со слуховым рожком любит старую м-с Вершойль со стеклянным глазом. Человек в коричневом макинтоше любит даму, которая умерла. Его величество король любит Ее величество королеву. М-с Норман В.Таппер любит офицера Тэйлора. Вы любите некую особу, И эта особа любит некую особу, потому что все кого-нибудь любят, но Бог любит всех.

- Ну, Джо, говорю, здоровья тебе и звонких песенок. Бог в помощь, гражданин.

- Ура, давай, валяй, говорит Джо.

- Благословят вас Господь и Мария и Патрик, говорит гражданин.

И он опрокидывает свою кружку, чтобы смочить дуду.

- Знаем мы этих аллилуйщиков, говорит он, проповедуют и по карманам шарят. Вспомним святотатца Кромвеля и его железнобоких, которые предали женщин и детей Дрогеды мечу с библейским текстом Бог есгь любовь на жерлах пушек. Библия! Читали сегодня эту юмореску в Объединенном Ирландце о зулусском царьке, посетившем Англию?

- Это что еще? говорит Джо.

Ну, гражданин берет одну из своих парафернальных газет и читает вслух:

- Делегация хлопковых магнатов Манчестера была вчера принята Его величеством алаки Абеакуты при посредничестве лорда Яйцеходса, носителя Золотого  Жезла. Магнаты  выразили  Его  Величеству сердечную благодарность британских торговцев за предоставляемые им услуги в его владениях. Делегация присутствовала на обеде, в конце которого темнокожий правитель произнес экспромтом спич, переведенный британским капелланом преподобным Ананией Богуславом Кожекости, и в нем от души поблагодарил массу Яйцеходса и подчеркнул сердечные отношения между Абеакутой и Британской империей. Он заявил, что среди главных драгоценностей своей сокровищницы он бережет иллюстрированную библию, слово Божье и секрет британского величия, милостиво подаренную ему женщиной-вождем белых, великой скво Викторией, с автографом и личным посвящением августейшей дарительницы. Алаки выпил из ходящей по кругу чаши (сделанной из черепа своего прямого предшественника из династии Какачакачак по прозвищу Сорок Бородавок) свежего усквебо за дружбу Белых и Черных, а затем посетил главный завод столицы текстиля, расписался в книге посетителей и исполнил старинный абеакутский военный танец, глотая ножи и вилки к восторгу фабричных работниц.

- Ничего вдова, говорит Нэд. Я бы в ней не усомнился, Интересно, пустил ли он эту библию в дело так, как я бы это сделал.

- Так и перетак, говорит Ленеган. И потом в их плодородной земле пышно расцвел широколиственный манго.

- Это Гриффитса? говорит Джон Уайз.

- Нет, говорит гражданин. Это подписано не ‘Шенгана’ а инициалом П.

- Прекрасный инициал, говорит Джо.

- Вот как они поступают, говорит гражданин. Сперва солдат, затем купец.

- Ну, говорит ДД., если они хуже бельгийцев в Свободном Государстве Конго, то и впрямь плохи. Читали отчет этого, как его там...

- Кейсмента, говорит гражданин. Ирландца.

- Вот-вот, говорит ДД. Насилуют женщин и девиц, порют туземцев по животам, чтобы выжать из них до последней капли красный каучук.

- Я знаю, куда он побежал, говорит Ленеган, щелкая пальцами.

- Кто? говорю я.

- Блюм, говорит он, про суд он для отмазки сказал. Он поставил на Выбрось и сейчас пошел за своими сребренниками.

- Этот белоглазый каффир? говорит гражданин. Он в жизни не поставил сгоряча на лошадь.

- Вот куда он пошел, говорит Ленеган. Я встретил Бантама Лайонса, он собирался поставить на Выбрось только я отговорил его, а он сказал мне, что ему подсказал Блюм. Готов побиться о заклад, он получил сто монет за свои пять. Только он во всем Дублине и выиграл. На темную лошадку поставил.

- Он и сам лошадка темнее некуда, говорит Джо.

- Прости, Джо, говорю. Куда пройти-то?

- Вот сюда, говорит Терри.

Прощай, Ирландия, пошел на кудыкину гору. Ну, завернул я во двор к водокачке и бля (сто шиллингов за пять) пока я отливал (Выбрось двадцать к одному) отливал я бля, я заметил что он (две поллитры поставил Джо и у Слаттери еще поллитру) что он беспокоится удрать хочет (сто шиллингов это пять золотых) и пока они жили в (темная лошадка) говорил мне Писсатель Берк, в карты резались а он плетет ребенок мол заболел (бля, добрых три литра отошло) жена его жирножопая травит ей лучше или ей (ох!) все продумано, чтобы сорвать куш и смыться или (Иисусе, ну и заправился я) за торговлю без патента (ох!) моя нация говорит ирландская (хррк! фчхук!) никогда этим блядским (вот и последняя капля) иерусалимским (ах!) рогоносцам.

Ну вот, когда я вернулся, они уже раззвонили об этом, Джон Уайз говорит, что это Блюм подсказал Гриффитсу из Шинн Фейна написать в газете о махинациях с избирательными участками, и о подкупленных присяжных и об увиливании от налогов, и о назначении консулов по всему свету, чтобы ходили и сбывали ирландские товары. Грабит Петра, чтобы заплатить Павлу. Это они перегнули палку, если старый моргун заправляет балаганом. Дайте уж нам самим разобраться. Боже спаси Ирландию от этих блядских вынюхал. М-р Блюм с его мумбо-джумбо. Словеса распустил! И старикан евоный до него мошенничал, старый Мафусаил Блюм, коробейник-обдирала, отравил себя цианистым калием после того, как завалил всю страну своими погремушками и грошовыми бриллиантами. Займы по почте на доступных условиях, любая сумма под простую расписку. Расстояние не помеха. Обеспечение и заклад не требуются. Бля, он прямо как козел Ланти МакХэйла, с любым пойдет за компанию.

- Да, так оно и есть, говорит Джон Уайз. А вот и человек, который может рассказать об этом, Мартин Каннингэм.

И точно, подъезжает коляска из Замка с Мартином, и с ним Джек Пауэр, и еще один мужичок по имени Крофтер или Крофтон, содержание получает по фискальному ведомству, оранжист в списках Блэкбурна, командировочные получает, или Кроуфорд, гарцует по всей стране за королевский счет.

Наши путники достигли королевской корчмы и спрыгнули со своих скакунов.

- Эй, шельма, воскликнул тот, чьи замашки изобличали вожака группы. - Гнусный смерд! Сюда!

И с этими словами он загрохотал рукоятью меча по укосине. Наш хозяин вышел на вельможный зов, опоясываясь кушаком.

- Милости просим, добро пожаловать, любезные гости, сказал он с подобострастным поклоном.

- Возьмись за дело, бестия, закричал приезжий. Позаботься о наших скакунах, а нам подай всего наилучшего, клянусь верой, мы в том нуждаемся.

- Худоба наша, сказал хозяин, в моей бедной лачуге закрома пусты. Не знаю, что и предложить вашим сиятельствам.

- Чтоб тебе пусто было, вскричал второй путник, персона приятного обличия, так ты принимаешь королевских посланцев, мастер Таптун?

Молниеносная перемена отразилась на лице корчемника.

- Помилуйте, не браните, отцы родные, сказал он смиренно. Раз вы королевские посланцы (Спаси Боже Его Величество!), ни в чем у вас нехватки не будет. Друзьям короля (Благослови Господь Его Величество!) у меня в дому поститься не придется.

- Тогда поворачивайся поживее, вскричал третий, молчавший до сих пор, чей облик выдавал изрядного едока. Что подашь-то?

Мой хозяин вновь поклонился, отвечая на его слова:

- Позвольте предложить вам, отцы родные, тертых голубей, жареной оленины, телячье седло, гуся с подрумянившимися ломтиками ветчины, голову вепря с фисташками, чашу отменного желея из трав и сливок, и флягу доброго старого рейнского!

- Тартарары! воскликнул последний. Это мне по вкусу. Фисташки!

- Ага, вскричал всадник приятной наружности. Худая лачуга и пустые закрома, мол! Отменный прохиндей!

Ну, тут входит Мартин и спрашивает, где Блюм.

- Где же ему быть? говорит Ленеган. Обжуливает вдов и сирот.

- Я тут рассказывал гражданину, говорит ДД„ про Блюма и Шинн Фейн. Это правда?

- Правда, говорит Мартин. По крайней мере, так считают.

- Кто считает? говорит Альф.

- Я, говорит Джо. Это я счетчик.

- В конце концов, говорит Джон Уайз, почему бы еврею и не любить свою страну, как любому другому?

- Почему бы и нет, говорит ДД., если он знает, какая страна - своя.

- Кто он, ко всем чертям, еврей или гой, римский католик или лютеранин треклятый, говорит Нэд. Или кто он? Прости, Крофтон.

- Нам такого не надо, говорит Крофтер - оранжист или пресвитерианец.

- Кто этот Юний? говорит ДД.

- Он извращенный еврей, говорит Мартин, откуда-то из Венгрии, и все он спланировал по венгерской системе. Мы в Замке это знаем.

- Он родственник Блюма-дантиста?

- Ничего подобного, говорит Мартин, просто однофамилец. Его раньше звали Вираг. Так отца его звали, который отравился. Он сменил имя официально, его отец-то.

- Вот вам новый Мессия для Ирландии, говорит гражданин. Остров святых и вещих!

- Что ж, они все еще ждут своего спасителя, говорит Мартин. Да и мы тоже, к слову.

- Да, говорит ДД. И как родится мальчик, они всякий раз думают, может, это Мессия. Еврей прямо на стенки лезет, пока не узнает, отец он или мать.

- Каждый миг считает своим следующим, говорит Ленеган.

- О Боже, говорит Нэд, жаль, что вы не видали Блюма перед тем, как его сын, который умер, родился. Я повстречал его однажды на Южном рынке, он запасался детским питанием за шесть недель до родов.

- En ventre sa mere, говорит ДД.

- Разве это мужик, говорит гражданин.

- Сомневаюсь, засадил ли он хоть разок втихаря, говорит Джо.

- Как бы то ни было, у них родились двое детей, говорит Джек Пауэр.

- И кого он подозревает? говорит гражданин.

Бля, шутка - шуткой, но есть в ней и доля правды. Он и впрямь что-то среднее, ни баба, ни мужик. Лежит себе в номере, рассказывал мне Писсатель, раз в месяц с мигренью как неженка с месячными. Знаете что я вам скажу? Благое дело сделал бы тот, кто взял бы его и бросил в море ко всем чертям. Допустимое лишение жизни это было б. Отвалил с пятью фунтами в кармане, и пива как мужик не поставил. Благословите нас. Но в глаз не попадайте.

- Милость к ближнему, говорит Мартин. Но где же он? Нам некогда.

- Волк в овечьей шкуре, говорит гражданин. Вот кто он. Вираг из Венгрии! Агасфер, я бы назвал его. Богом проклятый.

- На краткое возлияние у вас время найдется, Мартин? говорит Нэд.

- Разок можно, говори Мартин. Мы спешим. Виски с содовой.

- А вы, Джек? Крофтон? Три маленькие, Терри.

- Святому Патрику снова придется высадиться у Балликинлара и крестить нас, если такие твари осквернили наши берега, говорит гражданин.

- Что ж, говорит Мартин, хватая стакан. Господи благослови нас всех.

- Аминь, говорит гражданин.

- Наверняка благословит, говорит Джо.

И под звуки зовущего к мессе колокола, с распятием во главе, с иподьяконами,  аколуфами, кадильщиками, чтецами, дароносцами, остиариями, диаконами и субдиаконами, к ним приближался крестный ход, и в нем шли аббаты в митрах, и настоятели, и пресвитеры, и монахи, и братия: Бенедикта из Сполетто, картузианцы и камалдолесы, цистерианцы и елеонцы, ораторианцы и валломброзианцы, а также монахи ордена св. Августина, и св. Бригитты, премонстратезианцы, серви св.Троицы, дети Питера Ноласко, а за ними с горы Кармил отроки Ильи-пророка, ведомые епископом Альбертом и Терезой Авильской, и серые и коричневые братия, принявшие обет бедности францисканцы, капуцины, кордельеры, минимы и исполнители, и сестры св.Клары, и доминиканцы, иеромонахи, и винцентианцы, и монахи св. Вольстана, и сыны св.Игнатия, и община христианского братства, возглавляемая преподобным братом Эдмондом Игнатием Райсом. А за ними шли святые и мученики, девы и исповедники: св.Кир и св.Исидор Аратор, и св. Иаков Праведный, и св.Фока Синопский, и св.Юлиан Странноприимный, и св.Феликс де Канталис, и св.Симеон Столпник, и св.Сгефан первомученик, и св. Иоанн Богослов, и св. Ферреол, и свЛегард, и св. Феодосий, и св.Вулмар, и св. Ричард, и св.Винсент де Поль. и св. Мартин Тодийский, и св.Мартин Турский, и св.Альфред, и св.Иосиф, и св.Денис, и св.Корнелий, и св.Леопольд и св.Бернард, и св. Теренций, и св.Эдуард, и св.Оуэн Песий, и св.Аноним, и св.Эпоним, и св.Псевдоним, и св. Омоним, и св.Пароним, и св.Синоним, и св.Лоренс О’Тул, и св.Иаков Динглский, и Компостелла, и св.Колумсил, и св.Колумба, и св.Селестина, и св.Колман, и св.Кевин, и св.Брендан, и св.Фригид, и св.Сенан, и св.Фахтна. и св.Колумбанус, и св.Галл, и св.Фурси, и св.Финтан, и св.Фиакр, и св.Ян Непомуцкий, и св.Фома Аквинский, и св.Ив Бретонский, и св.Мичан, и св.Герман-Иосиф, и три покровителя святой младости св.Алоизий Гонзага и св.Станислав Костка, и св.Иоанн Берчманс, и св.св. Гервазий, Сервазий и Бонифаций, и св.Невест, и св.Кирнан, и св.Песс из Килкенни, и св.Ярлат Туамский, и св.Финбарр, и св.Паппин Баллимунский, и бр.Алоисий Миролюбивый, и бр.Луис Воинствующий, и св.св. Роза Лимская и Витербусская, и св.Марфа Вифанийская, и св.Мария Египетская, и св.Лючия, и св.Бригид, и свАттракта, и св.Димпна, и св.Ита, и св.Марион Гибралтарская, и блаженная сестра ордена младенца Иисуса Тереза, и св.Варвара, и св.Схоластика, и св.Урсула с одиннадцатью тысячами дев. И все они шли в нимбах и ореолах, в сиянии славы, с пальмовыми ветвями, и арфами, и мечами, и оливковыми венцами, в милоти и одеяниях, на коих были вытканы благословенные символы их святости или мученичества: чернильные рожки, стрелы, хлеба, кресты, топоры, деревья, мосты, младенцы в бадье, ядра, кошели, ножницы, ключи, драконы, лилии, рога, бороды, боровы, лампы, меха, ульи, черпаки, мыло, звезды, змеи, клинья, банки с вазелином, колокола, костыли, щипцы, олени, непромокаемые сапоги, ястребы, верстные столбы, глаза на блюде, восковые свечи, кадильницы, кропила, единороги. Так они шествовали мимо колонны Нельсона, по Генри стрит, Мэри стрит, Кейпел стрит, Малобританской улице, скандируя псалми из Epiphania Domini, которая начинается Surge, illuminare, а затем постепенно сладчайшую Omnes, где речется de Saba venient. При этом они творили чудеса, а именно: изгоняли демонов, воскрешали мертвых, насыщали рыбами, исцеляли хромых и слепых, находили потерянные вещи, толковали и исполняли Св. Писание, благословляли и пророчествовали. В завершение шествия ступал под балдахином золотой ткани преподобный отец О’Флинн, сопровождаемый Малахией и Патриком. И когда святые отцы достигли урочного места, а им был дом "АО Бернард Кирнан" №8, 9, 10 по Малобританской улице, бакалейные и колониальные товары, оптовая и розничная торговля, поставщики вина и водок, продажа вина, пива и алкогольных напитков на разлив и на вынос, они благословили сей дом, и кадили фимиам на его резные наличники окон и ставни, на двери и карнизы, арки и колонны, своды и фронтоны, шпили и луковки, и окропили косяки святой водой, и молились, чтобы Бог благословил сей дом, как Он благословил дом Авраама, Исаака и Иакова, и поселил там Своих светлых ангелов. И войдя в дом, он благословил сосуды и напитки, и все блаженное общество отвечало его молитвам:

- Auditorium nostrum in nomine Domini.