УЛИСС

(256) Бронза близ золота слышит копытбулат, стализвон

Возмутютю тютютю.

Сколь, сколь сколол со скалистых ногтей, осколки.

Ужасная! И заалелась еще золотее.

Два темных тона дунул.

Бум. Белый плюмаж на.

Золотые бельведеры волос.

Скачет роза на бархатных грудях бархатной, роза Кастилии.

Трели, трели: Идолорес.

Ау! Кто, кто в... Аузлато?

Дзинь крикнул бронзе на ее жалость.

И зов, чистый, долгий, бьющийся. Долзанеумирающий зов.

Манок. Нежное слово. Но чу! Ясные звезды меркнут. О роза! Ноты защебетали в ответ. Кастилии. Заря занялася.

Бодро бренчит бойко брякает бричка.

Монета шваркнула. Часы чухнули.

Признания. Sonnez! Я не мог. Отдачей подвязки. Тебя покинуть.

Шлеп. La cloche! Ляжке шлеп. Признания. Теплой. Прощай, милая!

Бреньк Блюююю

Бухая бомбардирующие аккорды. Когда любовь охватит. Войну! Войну! Барабанн.

Парус! Веет платок вслед волнам.

Утрачено. Щебетал щегол. Сейчас все потеряно.

Рожок. Крыжовник.

Раз он увидел. Увы!

Радтак. Радбой.

Рулады. О прелесть, прельщай!

Марта! Приди!

Хлопклоп. Хлюпхлоп. Хлипклоп.

Обоже онни когдавж изнине

Пот Пат промокашку принес.

Лунсвет ночьзов: даль: даль.

Мне так грустно. Р.S. Одиноким блюднем.

Чу!

(257) Колючий витой морской рог. Заторчал или что? Друг дружке плеск и безмолвный гул.

Жемчуга: когда она. Рапсодии. Листа. Ш-ш-ш.

Вы не?

Не верит: нет, нет: верит; Лидлид.

Петухом охеревшим кукареком. Черный.

Низкозвучащий. Давай, Бен, давай.

Подает, пока ты поддаешь. Огого. Подает, пока огогон.

Внизу во мраке средиземья. Вкрапления руды.

Именедамине. Все кануло. Все сгинули.

Гори цветом, девичья краса,

Аминь! Он яростно заскрежетал.

Сюда. Туда, сюда. Дрын прохладный заторчал.

Бронзалид у Миназлата

За бронзой, за златом, в океанской тени. Блюм. Старый            Блюм.

Кто-то стукнул, кто-то трахнул молотком петухом

Молитесь за него! Молись, народ честной!

Его подагристые пальцы лязгают.

Большой Бен. Биг Бен. Бенабен.

Последняя роза Кастилии лета плюмажем упавшим мне так грустно одному.

Пуук! Маахонький порыв пугачом пук. Честной люд. Лид Кер Кау Де и Долл. Браво. Как один. Подымет с чинк свой чунк.

Ффф! Уу!

Где бронза вблизи? Где злато вдали? Где копыта?

Рррпр.  Краа.  Краандль.

Тогда и только тогда. Напфишшшутф. Мою эпфритапфрию.

Свершил.

Начнем!

(258) Бронза у золота головка мисс Дус у головки мисс Кеннеди сквозь жалюзи бара "Ормонда" слышит несутся вице-королевские копыта, звеня сталью.

- Это она? спросила мисс Кеннеди.

Мисс Дус сказала, она, сидит с его сьяс, жемчужно-серый с eau de Nil.

- Восхитительный контраст, сказала мисс Кеннеди.

Вся на взводе мисс Дус сказала взволнованно:

- Глянь на этого в шелковом цилиндре.

- Кого? Где? спросило золото взволнованнее.

- Во второй карете, сказали влажные уста мисс Дус, смеясь на солнце. Он смотрит. Погоди, дай глянуть.

Она метнулась, бронза, в заднейший закут, сплющила лицо о стекло в нимбе запаленного дыхания.

Ее влажные губы хихикнули:

- Поражен наповал, оглядывается.

Она рассмеялась:

- Хоть плачь! Ну не идиоты ли мужчины!

С грустью.

Мисс Кеннеди грустно отбрела от яркого света, загибая вырвавшуюся прядь за ухо. Грустно бредя, отзолотев, она скрутила загнула прядь. Грустно она загнула выбредшую золотую прядь за изгибом уха.

 - Ихнее дело одно удовольствие, грустно сказала она.

Мужчина.

Блюмон брел мимо, мимо волынок Муланга, нес в груди сладость греха, мимо антиквара Уайна, в памяти нес сладкие греховные слова, мимо стертой залузганной вывески Каррола, для Рауля.

К ним половой, ним у бара, к девам бара пришел. Для них, невнимающих ему, шваркнул о стойку поднос с дребезжащим фарфором. И

- Вот ваши чаи, сказал он.

Мисс Кеннеди церемонно переставила поднос вниз на вздыбленный ящик с нарзаном, подальше от взглядов, пониже.

- Это чо еще? громкий половой бесцеремонно спросил.

- Догадайся, отпарировала мисс Дус, покидая свою наблюдательную вышку.

- Твой хахаль, небось?

Высокомерная бронза отразила:

- Я обращусь к миссис де Масси, если еще раз услышу ваши возмутительные дерзости.

- Возмутютю тютютю, полорыло хрюкнуло грубо, отступая от ее угрозы от его поведения.

Блюмцвет.

 На цветок свой нахмурясь сказала мисс Дус:

- Безумно раздражает этот юный выродок. Если он не будет вести себя как следует, я ему ухо на сажень вытяну.

Как  леди в восхитительном контрасте.

- Но обращайте внимания, мисс Кеннеди ответствовала.

Она налила чай в чайшку, затем обратно чай в чайник. Они сгру­дились под утесом стойки, ждали на подножках, ящики на попа, ждали, пока заварится чай. Они лапали свои блузки, обе из черного бархата, два и девять за ярд, пока заварится чай, и два и семь. Да, бронза вблизи близ злата вдали слышит сталь вблизи звон копыт вдали, слышит сталькопыт звонкопыт сталезвон.

- Я ужасно сгорела?

Мисс Бронза разблузила шею.

(259)- Нет, сказала мисс Кеннеди. Потом потемнеет. Вы не пробовали борное мыло с лавровым настоем?

Мисс Дус привстала искоса глянула на свою кожу в зеркале бара раззолотобуквенном, где мерцали бокалы и фужеры, а посреди - морская раковина.

- К рукам липнет, сказала она.

- Попробуйте с глицерином, посоветовала мисс Кеннеди.

Посылая своим плечам и рукам прощальный привет мисс Дус:

- Только сыпь вскочит от таких штук, приметила и присела. Попро­сила я у этого старого хрыча в Бойде что-нибудь для моей кожи.

Мисс Кеннеди, разливая вполне натянувший чай, корчила рожицы и умоляла:

- О, не напоминайте мне о нем, Бога ради!

- Погоди, я сейчас расскажу о нем, взывала мисс Дус.

Сладость чая мисс Кеннеди разливая с молоком мизинчиками заткнула оба уха.

- О нет, не надо, вскричала она.

- Не хочу слышать, вскричала она.

Но Блюм?

Мисс Дус хмыкнула носовым голосом хрыча:

-- Для вашей чего? говорит он.

Мисс Кеннеди откупорила уши слышать, говорить, но сказала, заклиная вновь:

- Не заставляйте меня думать о нем, не то я испущу дух. Этот мерзкий старикашка! Той ночью в Антьенском концертном зале.

Она хлебнула с неудовольствием свой напиток, горячий чай, глоток сладкого чая.

- Тут он был, сказала мисс Дус, склоняя свою бронзовую голову на три четверти, раздувая ноздри. Уф! Уф!

Пронзительный взвизг смешка взмыл из горла мисс Кеннеди. Мисс Дус гневно выфыркнула раздутые ноздри, трубившие возмутютю как охотничий клич.

О! взвизгивая мисс Кеннеди воскликнула. Как можно забыть этого пучеглаза?

Мисс Дус рассыпалась бронзовым перезвоном смеха, выкрикнула:

- Не сглазь!

Блючей темноглаз читал имя Аарона Фигаеса. Почему я всегда думаю Фигаеда: Фигоеда, в смысле, наверно. И гугенотское имя Проспера Лоре. Мимо блаженных дев Басси прошли темноглаза Блюма. Синепокровная, белая споднизу, приди ко мне. Бог, они верят, она: или богиня. У этих сегодня. Не разглядел я. Заговорил со мной. Студент. Потом с сыном Дедалуса. Наверно, это Маллиган. Все пригожие девицы. Это и возбуждает повес: ее белизна.

(260) Мимо прошли его глаза. Сладость греха. Сладка сладость.

Греха.

В пересмешном перезвоне слились юные бронзолотые голоса, Дус с Кеннеди не сглазя. Закинули юные головы, бронза смех-злато, льетечет стихихией смехаха, визг, и еще один, и знаки друг дружке, высокие пронзительные ноты.

Ах, отдышались, вздохнули. Вздохнули, ох, изнеможденное стихло их ликование.

Мисс Кеннеди вновь пригубила свою чашку, взвила, глотнула и всхихихикнула. Мисс Дус вновь перегибаясь над подносом вновь взъеро­шила ноздри и закатила зажиревшие задорные глаза. Вновь Кеннехи склоняя дивные бельведеры своих кудрей, склоняясь блестя черепаховой гребенкой на затылке, прыская чаем изо рта, захлебываясь от смеха и чая, кашляя и задыхаясь, восклицая:

- Ах, сальные глаза! Представь - быть замужем за таким мужчиной, воскликнула она. С его бородой кукишом!

Дус полнокровно испустила восхитительный вопль, полнокровный вопль полнокровной женщины, восторг, радость, возмущение.

- Замужем за сальным носом! завопила она.

Визг, грудной смех, бронзалотом, к перезвону за перезвоном звали они друг друга, звеня хохокольчиками по очереди, бронзолото, златбронза, глуховизг, смешок за смешком. А затем закатывались еще похлеще. Сальный понимаешь. Выдохшиеся, запыхавшиеся, своими тря­сущимися головами они поникли, в косах и бельведерах гребенок, к укосине бара. Раскрасневшиеся (О!), задыхаясь, потея (О!), перехватив дух.

Замужем за Блюмом, за сальсольблюмом.

- Клянусь всеми святыми! мисс Дус сказала, вздыхая над своей скачущей розой. Лучше так не смеяться. Я вся взмокла.

- Ах, мисс Дус! запротестовала мисс Кеннеди. Ах, ужасное существо!

И заалелась еще больше (ах ужасная!) еще золотее.

Мимо дверей Кантвелла плыл Сальсольблюм, мимо дев Сеппи, в сиянии их масел. Отец Нанетти торговал такими штуками вразнос, от двери к двери как я. Религия окупается. Спросить его насчет условий Кейса. Сначала есть. Хочу. Еще нет. В четыре, она сказала. Время бежит. Стрелки крутятся. Вперед. Где поесть? "Кларенс". "Дельфин". Дальше. Для Рауля. Есть. Если заработаю пять гиней чистыми с этой рекламы. Шелковую сиреневую комбинацию. Нет еще. Сладость греха.

(261) Разалелись меньше, еще меньше, золотисто побледнели.

Фланируя, в бар вошел м-р Дедалус. Сколь, сколь, сколол со скалистых ногтей. Осколки. Фланирует.

- С возвращением, мисс Дус.

Он взял ее за руку. Хорошо прошел отпуск?

- Тип-топ.

Он надеялся, что погода в Ростреворе была хорошей.

- Изумительной, сказала она. Посмотрите, каким чучелом я. Лежала на берегу день-деньской.

Белизна бронзы.

 - Какое недостойное поведение, озорница, отчитал ее м-р Дедалус и, жалуя, жал ее ладонь. Искушать нас, бедных простаков.

Бархатная мисс Дус, как дуся, отвела руку.

- Бросьте вы это, она сказала, нашелся простак, не похоже.

Он нашелся.

- Что ж, я такой, рассудил он. Я выглядел таким простаком в колыбели, что меня окрестили Саймон-Простак .

- Это от слабоумия, отпарировала мисс Дус. Что вам на сегодня доктор прописал?

- Что ж, он рассудил, что скажете. Я бы затруднил вас, попросив чистой воды и полстакана виски?

Бренчка.

- С превеликим рвением, согласилась мисс Дус.

С изяществом рвения к зеркалу с золотыми "Кантрелл и Кокрэйн" обратилась она. С изяществом отцедила она меру златого виски из хрустального графина. Вовне из полы сюртука м-р Дедалус извлек кисет и трубку . Рвение она подала . Он продул сквозь дым два темных тона.

 - Клянусь Юпитером, он рассудил. Мне часто хотелось повидать горы Морна. Воздух там должен бодрить весьма. Но, говорят, кто ждет - дождется. Да, да.

Да. Пальцем засунул волосинки, ее девичьи власы девичьей красы девы моря в чашку трубки. Скол. Влас. Рассудил. Стих.

Никто не сказал ничего. Да.

Бодро мисс Дус начищала стопку, выводя трели:

- О Идолорес, краса восточных морей!

- М-р Лидуэлл заходил сегодня?

(262) Во внутрь вступил Ленеган. Вкруг себя озирался Ленеган. М-р Блюм достиг Тассекского моста. Да-с, м-р Блюм пересек Дассекс. Марте надо написать. Купить бумагу. У Дэйли. Продавщица там любезная. Блюм. Старый Блюм. Белый плюмаж во ржи.

- Он был здесь в обед, мисс Дус сказала.

Ленеган выступил вперед.

- М-р Бойлан искал меня?

Он спросил. Она ответила:

- Мисс Кеннеди, м-р Бойлан заходил, пока я была наверху?

Она спросила. Мисс голос Кеннеди ответила, вторая чайшка застыла, взор на листе.

- Нет. Не заходил.

Мисс взор Кеннеди, слышна не видна, читала дальше. Ленеган вкруг колпака круглое тело обвил кругом.

- Ау! Кто, кто в уголочке живет?

Не наградила его взором Кеннеди, но он все же заигрывал. Следи за точками. Только за черными: круглые о и витые и.

Бряк бренчит бричка.

Златдева читала и не взирала. Не обращай внимания. Она не обращала внимания, пока он сольфеджил ей басню, монотоня по складам:

- По-встре-чал аист ли-су. По-про-си-ла ли-са у аиста: за-сунь клюв мне в гор-ло и вы-та-щи кость.

Попусту талдычил. Мисс Дус обратилась к чаю, в сторону.

Он вздохнул, в сторону:

- Ох я! Ох уж!

Он приветствовал м-ра Дедалуса и получил кивок в ответ.

- Привет от прославленного сына прославленного отца.

- Кто это мог бы быть? м-р Дедалус спросил.

Ленеган наисердечнейшие руки развел. Кто?

- Кто это мог бы быть? он спросил. И вы спрашиваете? Стивен, сей младый бард.

Сухо.

М-р Дедалус, знаменитый боец, отложил свою сухо набитую трубку.

- Понятно, он сказал. Я не узнал его сначала. Я слыхал, что он держится особо избранного общества. Видали ли вы его недавно?

Он видал.

- Я испил чашу нектара с ним прямо сегодня, сказал Ленеган. У Муни en ville и у Муни sur mer. Он получил чекушку за плод своих родильных мук.

Он улыбнулся омытым чаем устам бронзы, внимающим устам и очам.

(263) - Elite Эрина пила мед его уст. Весомый ведей Хью МакХью, самый блестящий щелкопер и редактор Дублина, и этот министреленок с ди­кого дождливого Запада, известный под благозвучным наименованием О'Мадден Бурк.

После перерыва м-р Дедалус поднял свой грог и

- Это должно быть крайне развлекательно, сказал он. Представляю.

Он представляю. Он пил. Грустящим взором в горные дали. Поставил свой стакан.

Он обернулся к двери салуна.

- Итак, вы передвинули фортепьяно.

- Сегодня приходил настройщик, ответствовала мисс Дус, настроил его для концерта в курильной. Я в жизни не слыхала такого восхитительного пианиста.

- Неужели?

- Не правда ли, мисс Кеннеди? Настоящая классика, понимаете. И слепой вдобавок, бедняжка. Ему еще и двадцати лет, клянусь, не стук­нуло.

-Неужели? м-р Дедалус сказал.

Он выпил и отвалил.

- Так грустно было заглянуть ему в лицо, пособолезновала мисс Дус.

Божью кару сучьему выблядку.

Дзинь на ее жалость звякнул звонок едока. К дверям столовой пришел лысый Пат, пришел потный Пат, пришел Пат, половой "Ормонда". Пива к обеду. Пива без рвения она отпустила.

Терпеливо Ленеган ждал пылавшего нетерпеньем Пламени, бричкобренчащего Бойлана.

Подняв крышку, он (кто?) уставился в гроб (гроб?) на витые тройные (фортепиано!) струны. Он жал (который жалуя жал ее ладонь) мягко и осторожно клавиши, следил за передвижением войлочных прокладок, слышал приглушенный удар молоточка о струну.

Два листа кремовой веленевой бумаги один про запас два конверта когда я был у Ум Гэйли умный Блюм у Дэйли Генри Флауэр купил. Ты несчастлив в своем дому? Цветик утешить меня, а булавка к лю. Что-то значит, язык цве. Вроде, маргаритка? К невинности. Пристойная девушка встретиться после мессы. Превеликое вам спасибочко. Умный Блюм уставился на дверях плакат: дева моря курит, колышась в красивых волнах. Кури "Девы моря" с их прохладным дымком. Волосы разметаны - страдает от любви. Для другого. Для Рауля. Он уставился и увидел в отдаленье на Тассекском мосту лихая шляпа несется, бричка бренчит, бряцает бодро. Вот он. В третий раз. Совпадение.

(264) Бренча на упругих шинах, она пронеслась от моста к причалу "Ормонд" . Следом. Рискни. Быстро. В четыре. Уже скоро. Выходи.

- Два пенса, сэр, рискнула вымолвить продавщица .

- Ага… Забылся… Простите…

- И четыре.

В четыре она. Покоряюще она Блюемоному улыбнулась. Блю улы быс выш. Видания. Думаешь, только и свету что в окошке? Эта она со всеми. Был бы мужик.

В сонном молчании золото склонилось над страницей.

Из салуна раздался зов, долго замирал. Это был камертон настройщика, который тот забыл в который он сейчас ударил. Снова зов. Сейчас он выравнял то, что сейчас билось. Слышите? Бьется, чисто, чище, мягко, мягче, концы гудят. Дольше неумирающий зов.

Пат платил за отштопоренную бутылку едока: и над бокальным подносом и отштопоренной бутылкой допреж ухода шептался он, лысый и потный, с мисс Дус.

- Ясные звезды меркнут…

Безголосая песня пелась изнутри, распевая:

- . . .заря_занялася.

Двадесять птиценот защебетали звонким дискантом под чуткой рукой. Звонко клавиши, сверкая, связанно, клавикордя, взывали к голосу, чтобы пел росные зори, младость, разлуку, жизнь, зорю любви.

- ...жемчужины росы...

Губы Ленегана над стойкой тихо свистнули манком:

- Ты только посмотри, сказал он, кастильская роза.

Бричка брякнула за поворотом и остановилась.

Она привстала, закрылась ее проза, кастильская роза, муки разлуки, грезы розы.

- Сама упала или ее столкнули? он спросил ее.

Она ответила пренебрежительно:

- Кто не спрашивает, тому и не соврут.

Как  леди, как люди.

Щегольские кожаные туфли Пламени Бойлана скрипели на полу бара, где он проносился. Да, злато вблизи близ бронзы вдали. Ленеган слышал и знал и окликнул его:

- Се герой-победитель вступает.

Меж коляской и окном чутким шагом шел Блюм, непобежденный герой. Увидит меня он может. Стул он сидел: нагретый. Черный чуткий котяга шел навстречу портфелю Риччи Голдинга, ввысь взвил в салюте.

(265) - И я с тобою...

- Слыхал я, что съездили, сказал Пламень Бойлан.

Он прикоснулся пред прекрасной мисс Кеннеди к полям своей плетенки набекрень. Она улыбнулась ему. Но сестра-бронза переулыбила ее, распуская перед ним свои волосы попышнее, грудь и розу.

Зелья потребовал Бойлан.

- Каков ваш клич? Кружку горького? Кружку горького, будьте добры, и тернового джина мне. Пришли результаты?

Еще нет. В четыре они. Все сказали четыре.

Каули с красными ушами и адамовым яблоком в дверях участка. Избежать. Голдинг как раз. Что он делает в "Ормонде"? Бричка ждет. Жди.

Привет. Вы куда? Перекусить? И я тоже как. Сюда. Что, "Ормонд"? Дешево и сердито. Во всем Дублине. Неужели? Столовая. Сиди не рыпайся. Вижу, но не виден. Я, пожалуй, составлю вам компанию. За­ходите. Риччи прокладывал путь. Блюм следовал за портфелем. Обед под стать принцу.

(266) Мисс Дус потянулась вверх к графину, вытягивая бархатную руку, бюст чуть не вырвался, так высоко.

- О! О! дергался Ленеган, дыханье перехватывало с каждым потягом. О!

Но легко схватила она свою добычу и с триумфом повела вниз.

- Что б тебе не подрасти? спросил Пламень Бойлан.

Бронзочка, уделяя из кувшина густую сиропную влагу для его уст, глянула на цветную струю (цветок в его петличке: кто дал?) и сиропным голоском:

- Мал золотник, да дорог.

Это в смысле она. Чисто налила она терпкотекущий терн.

- А вот и казна, сказал Пламень.

Он шваркнул широкой монетой об стол. Монета звякнула.

- Погоди, сказал Ленеган, пока я...

- Удачи, пожелал он, подымая пенистый эль.

- Бунчук трусцой победит, сказал он.

-Я рискнул чуток, сказал Бойлан, подмигнул и выпил. Не для себя, правда. Каприз приятельницы моей.

Ленеган все пил и хмылился в наклоненный эль и на миссдусины уста, в которых гудела, полуоткрытых, песнь моря трелью в устах. Идолорес. Восточных морей.

Часы всхлипнули. Мисс Кеннеди прошла мимо них (цветок, интересно, кто дал), унося поднос с чаем. Часы чухнули.

Мисс Дус взяла монету Бойлана, лихо трахнула по регистрам кассы. Касса лязгнула. Часы чухнули. Прекрасная Египтянка рылась и разбиралась в кассе и напевала и отсчитала сдачу. Обратись за запад. Щелк. Ко мне.

- Который час? спросил Пламень Бойлан. Четыре?

Часа.

Ленеган, маленькие глазки жадят ее гул, гулгуд ее бюста, дернул Бойлана за рукуав.

- Послушаем бой часов, сказал он.

Портфель Голдинг и Коллинс и Уорда вел Блюма меж столами в белом плюмаже. Не целясь, он выбрал с цельным стремлением, лысый Пат оценил, столик у дверей. Поближе к. В четыре. Он позабыл? Или уловка? Не придет: разжигает аппетит. Я бы не смог. Повремени, повремени. Пат, половой, повременил.

Сверкающая бронзурь глядит на Пламеннозурьи небесноголубые глаза и галстук.

- Ну давай, ну! нажимал Ленеган. Никто и не. Он не слыхал.

-...поцелуй Флоры, сорвись

Ввысь, высокая нота, дискантовый перезвон, серебряный.

Бронздус, сливаясь со своей розой волнующей позой, искала цвет и глаза Пламени Бойлана.

- Ну пожалуйста, пожалуйста.

Он умолял поверх наплывающих вновь фраз признания.

- Я не смог  тебя покинуть...

- В дорогой раз, мисс Дус пообещала застенчиво.

- Нет, сейчас, настаивал Ленеган. Sonnez la cloche! Пожалуй­ста! Никто не смотрит.

Она огляделась. Быстро. Мисс Кенн не услы. Резкий изгиб. Два горящих лица следили за ее изгибом.

Трелируя, аккорды слетели с воздуха, отыскали его снова, утраченный аккорд, потеряли, и нашли его, дрожа.

- Давай! Валяй! Sonnez!

Наклоняясь, она защипнула складку юбки над коленом. Задержалась. Заводя их пуще, наклоняясь, замерла, с шальными глазами.

- Sonnez!

Шлеп. Она отпустила резкой отдачей щипок эластичной подвязки тепшлеп по шлепнутой женщины теплой ляжке.

- La cloche! воскликнул ликуя Ленеган. Натаскана владельцем. Тут опилок не ищи.

Она ухмылыбнулась презрительно (хоть плачь! ну не идиоты?), но, скользя к свету, скользяще засветилась Бойлану.

- Вы - квинтэссенция пошлости, сказала скользя она.

(267) Бойлан глазел, глазел. Склонил к жирным губам кубок, глотанул свой кубчик, засасывая последние жирные сиреневые сироповые капли. Его глаза, как заклятые, следовали за ее скользящей головой, когда та склонилась за стойкой у зеркал, позлащенной арки, сияющей бокала­ми для имбирного пива, вина и кларета, колючей раковины, где она играла, отражаясь, бронза с бронзой посолнечней.

Да, близ бронзы.

- ...Прощай, милая!

- Я пошел, сказал Бойлан, пылавший нетерпением.

Он двиганул кубок лихо прочь, хапнул сдачу.

- Погоди с глоток, умолял Ленеган, быстро допивая. Я хотел тебе рассказать. Том Рошфорд. . .

- Гори ты синим пламенем, сказал Пламень Бойлан, уходя.

Ленеган глотанул на выход.

- Рог заторчал или что? он сказал. Погоди. Иду.

Он следовал за спешными скрипящими туфлями, но резво привстал у входа, привечая обличия дородного и сухощавого.

- Здравствуйте, м-р Доллард!

- А? Здрась! Здрась! рассеянный бас Бена Долларда ответствовал, отвлекаясь на миг от горестей отца Каули. Он тебя больше не побеспокоит, Боб. Альф Берган замолвит словечко Длинному. Мы еще вкатим этому Иуде Искариоту соломину в ухо.

Вздыхая, м-р Дедалус прошел сквозь салун, мизинцем теша веко.

- Хехе, непременно, пребодро затрурулил Бен Доллард. А ну, Саймон, выдай мотивчик. Мы слыхали пианино.

Лысый Пат, потный половой ждал заказа, "Пауэр" для Риччи. А Блюму? Погодите. Чтобы два раза не гонять. Мозоли. Уже четыре. Как нагрет черный. Ну и нервишки. Отражает (так ли?) жар. Погодите. Сидр. Да, бутылку сидра.

- С чего бы? М-р Дедалус сказал. Я просто бренчал, Бен.

- Давай, давай, Бен Доллар кликнул. Прощай, тоска заботы. Пошли, Боб.

Он гарцует Доллард, дородные клеши, перед ними (держи этого с: хватай его) в салун. Он бухнулзадом Доллард о табурет. Подагрические клешни бухнули по клавишам. Бухие резко застыли.

Половой Пат в проходе встретил бесчайное золото воротилось. Потный спросил он "Пауэр" и сидра. Бронза у окна следила, бронза вдали.

(268) Бряк бренчала бричка.

Блюм слышал бум, легкий шум. Уехал. Легкий всхлип выдохнул Блюм на безмолвный плюмаж блюда цветов. Бренчание. Уехал. Бряк. Слушай.

- Любовь и войну, Бен, сказал м-р Дедалус. Помянем добром старину.

Отважные глаза мисс Дус, незамеченные, обратились от перекрестных жалюзей, пораженные солнцесветом. Удрученная (кто знает?), пораженная (разящим светом) она опустила навес скользнувшим шнуром. Она бросила удрученно (почему он так быстро ушел, когда я?) вокруг своей бронзы на стойку бара, где стоял половой с сестрой золотой в неизысканном контрасте, контрасте неизысканном, неразысканном, тяжелую хладную мрачную морезеленую скользящую глубь тени, eau de Nil.

- Бедняга Гудвин был тогда тапером, напомнил им отец Каули. Было небольшое разногласие между ним и его роялем "Коллард". Таки было.

- Вел симпозиум в одиночку, м-р Дедалус сказал. Такого и черт не остановит. Чудаковатый старикан в первичной стадии опьянения.

- Господи, помнишь, Бен бух Доллард сказал, отворачиваясь от наказанной клавиатуры. Клянусь хвостом, у меня и свадебного костюма не было.

Они рассмеялись втроем. Свад нет. Все трио рассмеялось. Свадеб­ного костюма нет.

- Дружище Блюм подвернулся вовремя в ту ночь, м-р Дедалус сказал. Где моя трубка, к слову?

Он побрел обратно к бару к утраченной аккортрубке. Потный Пат нес двум едокам запить, Риччи и Польди. И отец Каули рассмеялся снова.

- Я спас положение, Бен, по-моему.

- Именно, свидетельствовал Бен Доллард. Я помню эти тесные панталоны. Блестящая идея, Боб.

Отец Каули заалел до блестящих пурпурных мочек. Он спас поло. Тесные пан. Блестя иде.

- Я слыхал, что он на мели, он сказал. Жени аккомпанировала в кафе "Палас" по субботам за мелкую мзду. И кто это подсказал мне, что она держит этот промысел? Помните? Пришлись искать, где они живут вдоль по всей улице Холлес, пока паренек из Кью не сказал, в каком нумере. Помните?

(269) Бен помнил, его бодрая будка будировала.

- Господи, какие были у нее роскошные оперные плащи и прочая бутафория.

М-р Дедалус брел обратно, трубка в руке.

- Стиль а-ля площадь Меррион. Бальные наряды, о Господи, придворные туалеты, и денег брать не хотел. Что? Сколько душе угодно широкополых шляп и болеро и мишуры, ей-Богу. Что?

- Ага, ага, кивнул м-р Дедалус. Миссис Марион Блюм снимает одеяния всех сортов.

Бреньканье бряцало по причалам. Бойлан несся на тугих шинах. Печень с ветчиной. Пирог с мясом и почками. Есть, сэр. Есть, Пат.

Миссис Марион мадам всех коз. Что-то горит Пауль ван Хер. Славное имечко у.

- Как ее звали? Грудастая деваха. Марион...

- Твиди.

- Да. Все еще жива?

- И здорова.

 - Она дочь...

- Дочь полка.

- Да, в Бога и мать, я помню старого тамбурмажора.

М-р Дедалус чиркнул, шаркнул, зажег, вдоволь затянулся потом.

- Ирландка? Не знаю. Богом клянусь. Как она, Саймон?

Затянулся, потом прижал, затяжка, крепкая, насыщающая, по­трескивающая.

- Мой щечный мускул... того ... заржавел... ага, вот...она? Ирландочка Молли моя, О.

Он выпустил едкую плюмажную струю.

- С Гибралтарского утеса... ни ближе, ни дальше.

Они толпились в глуби океанской тени, золото близ пивнасоса, бронза у мараскина, задумчивы обе две, Мина Кеннеди, с Лисмер террас №4, Тамбурина, Дублин, и Долорес, королева, Идолорес, безмолвствует.

Пат подал раскрытые блюда. Леопольд ел разрезанную печень. Как указывалось выше, он ел с наслаждением требуху, птичьи желудочки, жареные молоки трески, тем временем Риччи Голдинг, Коллинс и Уорд ел мясо с почками, мясо затем почки, кус за кусом от пирога он ел Блюм ел они ели.

Блюм с Голдингом, обрученные молчанием, ели. Обеды под стать принцу.

По Холостяцкому переулку бреньбренькая бричковал на блядки бойкий Пламень Бойлан, холостяк, на солнце, на взводе, лоснящийся круп кобылы галопом, взмахом хлыста, на несущихся шинах, развалив­шийся, пригревшийся Бойлан-баловень, нетерпеливый, страстнопламенный. Рожок. Заторчал? Рог. Заторчал? Тру-ру-жок.

(270) Покрывая голоса, Доллард барабанил в бой, бухая над бомбардиру­ющими аккордами.

- Когда любовь охватит мою страстную душу...

Вал Бендушабенджамина наваливался на дрожащие изнемогающие от любви стекла в крышном переплете.

- Войну! Войну! вскричал отец Каули. Ты - воин.

- Да, я такой, рассмеялся Бен Воин. Я думал о твоем домохозяине. Любовь или кошелек.

Он остановился. Он тряхнул огромной бородой, огромный лик над его кретинизмом огромным.

- Точно, ты бы сломал ей барабанную плеву в ухе, приятель, м-р Дедалус сказал сквозь дымный аромат, с твоим-то прибором.

В брадатом изобильном смехе Доллард затрясся над клавишами. Сломал бы.

- Не говоря уж о другой плеве, добавил отец Каули. Сбавь темп, Бен. Amoroso ma non troppo. Дай-ка мне.

Мисс Кеннеди подала двум джентльменам бокалы с холодным элем. Она обронила реплику. Действительно, сказал первый джентльмен, прекрасная погода. Они пили прохладный эль. Знает ли она, куда отправился вице-король? И слышала сталькопыт звонкопыт сталезвон. Нет, она, к сожалению, не знала. Но можно посмотреть в газете. Ах, не стоит беспокоиться. Никакого беспокойства. Она взобвилась раскоряченным «Независимым», искала, вице-король, бельведеры ее кудрей покачивались, вице-ко. Слишком много беспокойства, сказал первый джентльмен. О ничуть. Как он глянул на. Вице-король. Бронза близ злата слышит стальбулат.

- . .Мою страстную душу,

      нипочем мне дееень завтрашний.

В печеночном соусе Блюм растер тертую картошку. Любовь и война кого-то. Коронный номер Бена Долларда. Вечером, когда он прибежал к нам за костюмом. Для какого-то концерта. Панталоны в обтяжку, как кожа на барабане. Музсосиски. Молли обхохоталась, когда он ушел. Бросилась поперек постели и ну верещать и сучить ногами. Все добро его на виду. Ох, клянусь всеми святыми, я ажно взмокла! Ох, женщины в первом ряду! Ох, я никогда так не смеялась! Ну, конечно, это и дает ему бас барантон. Например, евнухи. Интересно, кто играет. Легкая рука. Должно быть Каули. Музыкален. Знает, какая нота написана. Изо рта прет, бедняга. Перестал.

(271) Мисс Дус, увлекающая, Лидия Дус, поклонилась учтивому поверенному Джорджу Лидуэллу, джентльмену, входящему. Добрый день. Она вверила свою влажную, как у  леди, руку его крепкому пожатию. Да, она вернулась, к той же дребедени.

- Ваши друзья внутри, М-р Лидуэлл.

М-р Лидуэлл, учтивый, уверенный, держал лидиладонь.

Блюм ел печ как излож выше. По крайней мере здесь чисто. Этот тип у "Бертона" с резинкой. Здесь никого: Голдинг и я. Чистые столы, цветы, конверты салфеток. Пат туда-сюда. Половой Пат. Нечего делать. И сердито во всем Дуб.

Снова ф-но. Точно, Каули. Как он присаживается к нему, как будто они вместе, взаимопонимание. Нудные лабухи скребут скрипки, глаза на смычке, пилят виолончель, напоминая зубную боль. Ее высокий затяжной храп. Вечером мы сидели в ложе. Тромбон поддувает, как морж, между актами, другой трубач вытряхивает слюну, свинтив мундштук. Ноги дирижера тоже клеши мешками бряк бряк. Правильно делает, что прячет их.

Бряк бряк бричка бренчит бойко.

Только арфа. Лучится золотым восхитительным светом. Девушка касается ее. Корма восхитительной. Соус неплох под стать при. Золотая ладья. Эрин. Арфа раз и другой. Прохладные руки. Пик Бен Хоут, рододендроны. Мы их арфы. Я. Он. Стар. Молод.

- Нет, я не вытяну, дружище, м-р Дедалус сказал скромно, неохотно.

Настойчиво.

- Давай, чтоб тебя разразило, заревел Бен Доллард. Пущай вылазит хоть по кусочкам.

- M’appari, Саймон, отец Каули сказал.

К намостию прошествовал он немногими шагами, суровый, возносящийся в печали, долгие длани простерты. Хрипло кадык его глотки мягко прохрипел. Мягко пел он пыльной Марине: Последнее прости. Мыс, судно, парус над стремниной. Прости. Очаровательная девушка, ее платок развевается под ветром на мысу, ветер вокруг нее.

Каули пел:

- M’appari tutti amor:

  Il mio squardo l’incontr…

Она махнула, не внимая Каули, платком уходящему в море, любимому, ветер, любовь, поспешающий парус, возврат.

- Продолжай, Саймон.

~ Ах, я уже отплясал свое, Бен.,. ну...

М-р Дедалус упокоил трубку возле камертона, и, сев, коснулся послушных клавиш.

- Нет, Саймон, отец Каули повернулся. Играй, как положено. В бемоль.

Клавиши, послушные, взвились, раскрылись, сбились, признались, растерялись.

(272) К намостию шествует отец Каули.

- Сейчас, Саймон. Я саккомпанирую, сказал он. Вставай.

Мимо ананасной горы Грэхэма Лимона, мимо слона Элвери бричка бряцала. Мясо, почки, печень, пюре, трапеза под стать принцам сидели принцы Блюм и Голдинг. Принцы за трапезой они подняли и выпили «Пауэр» и сидр.

Самая восхитительная ария для тенора, которую когда-либо сочинили, сказал Риччи: Somnambula. Он слыхал.  Джо Маас пел это однажды. Ах, этот МакГакин! Да. На свой манер. Как мальчик на клиросе. Маас был мальчиком. На мессе. Лирический тенор, если вам угодно. Никогда не забуду этого. Никогда.

Пекущийся Блюм над беспеченной ветчиной видел сжавшиеся черты напряглись. Поясница у. Супочек из почек. Следующим номером нашей программы. Сколько в дудочку не дуй. Пилюли, диетические хлебцы, гинея за коробку. Все же отсрочка. И поет тоже: Там среди мертвецов. Подходит по смыслу. Пирог с почками. Сладость. Радости в этом мало. Дешево и сердито. Похоже на него. «Пауэр». Пьет с разбором. Стакан с изъяном, свежая вода «Ватри». Лямзит спички со стойки, экономит. Затем разбазарит соверен на дребедень. А когда нужно - ни копья. Схлопотал отказался заплатить извозчику. Забавные типы.

Никогда не забудет Риччи этот вечер. До гробовой доски не забудет. Среди кумиров старого Королевского театра с Малюткой Пиком. И когда первая нота.

Речь застыла на Риччиных устах.

Сейчас выдаст небылицу. Рапсодии с любым гарниром. Верит собственной лжи. Правда, верит. Чудный лгун, но память подкачивает.

- О какой арии идет речь? Спросил Леопольд Блюм.

- Все утрачено.

Риччи надул губы. Низкой вводной нотой милый леший ухнул все. Дрозд. Жаворонок. Его дыхание птицесладости, хорошие зубы, предмет гордости, засвистали со щемящей тоской. Утрачено. Речи Риччи. Две ноты сразу. Черного дрозда я слышал среди кустов крыжовника. Подхватывая мои мотивы, он перепевал и переиначивал их. Все вновь зов утрачен все. Эхо. Сладость ответа. Как это делается? Сейчас все утрачено. Сетуя он высвистел. Пала, сдалась, утрачена.

(273) Блюм прямил леопардовым ухом, выпрямил складку салфетки под блюдом. Порядок. Да, я помню. Чудесная ария. Со сна она пришла к нему. Невинность под луной. Все же удержал ее. Смелые, не понимают опасности. Окликнул по имени. Коснулся воды. Бренчит бричка. Слишком поздно. Стремилась уйти. Вот почему. Женщина. Легче удержать море. Да: все утрачено.

- Прекрасная ария, сказал Блюм утративший Леопольд. Я ее хорошо знаю.

Никогда в жизни не испытал Риччи Голдинг.

Он тоже хорошо ее знает. Или чувствует. Все время наигрывает на его дочери. Мудрое дитя своего отца знает, сказал Дедалус. Меня?

Блюм искоса над беспеченной видел. Лицо всего утраченного. Риччи хват когда-то. Шутки старые сейчас заплесневели. Поводит ухом. Кольцо для салфеток вместо монокля. Сейчас шлет сына с просьбами о помощи. Косой Уолтер, сэр, исполнил, сэр, не беспокоил бы, сэр, но я ожидал поступления денег. Примите извинения.

Снова ф-но. Звучит лучше, чем в прошлый раз. Настроили, наверно. Снова прекратили.

Доллард и Каули все призывали певца не телиться и давать валять.

- Давай валяй, Саймон.

- Давай, Саймон.

-  Леди и джентльмены, я глубоко тронут вашими снисходительными настояниями.

- Давай, Саймон.

- Не богат я казной, но коль скоро вы уделите мне толику времени, я спою вам о сокрушенном сердце.

У колпака с закусками в жалюзийной тени Лидия бронзу и розу с грацией  леди дала и удержала: как в прохладной лягушачьей eau de Nil Мина к бокалам два своих золотых бельведера.

Наигрывающие аккорды прелюдии стихли. Аккорд затянутый, ожида­ющий, потащил за собой голос.

- Раз я увидел  этот чарующий облик

Риччи обернулся.

- Голос Сай Дедалуса, он сказал.

Запрокинувшись мозгами, румянец пылает на щеках, они внимали, как облекает чарующей волной кожу члены сердце душу хребет. Блюм дал знак Пату, потный Пат - половой тугой на ухо, отдверить бародверь. Бародверь. Так. Достаточно, Пат, половой, прилипал, песне внимая, затем, что туг на ухо. К двери.

- Казалось, кручина покинула меня

Сквозъ гул воздуха голос пел им, низок, не дождь, не шуршание листвы, несходен с голосом струнных, духовых, язычковых, или каких там цимбалов, касался их смолкших ушей словами, смолкших сердец их каждого его запомненных жизней. Хорошо, хорошо слушать: кручина их обоих каждого из них казалось покинула когда раз они услышали. Когда раз они увидели, утраченный Риччи, Польди, милость красы, услыхали от человека, никогда на свете не ожидали бы, ее милосердое, любомягкое, многолюбое слово.

(274) Любовь поет: любви давняя щемящая песнь. Блюм смотал медленно эластиковую резинку со своего пакета. Любви давняя щемящая злато. Блюм намотал бухту вокруг четырех вилков, растянул ослабил пальцы и намотал вокруг вдвое, сам треть, in octavo, затянул свой озабоченный натуго.

- Полон надежд и весь в восхищении. ...

Тенорам бабы достаются октавами. Увеличивает их выход. К ногам его бросить цветок когда увидаться ты б смог? Мне совсем вскружили. Бренчание весь в восхищении. Цилиндрам ему не петь. Вам совсем вскружили голову. Надушена для него. Какие духи у вашей жены. Я хочу знать. Бряк. Стоп. Стук. Последний взгляд в зеркало всегда перед тем, как она откроет дверь. Передняя. Там? Здрасс? Здравствую. Там. Что? Или? Мятные драже, поцелуйные конфеты в ее сумочке. Да? И руки схватились за роскошные.

Увы! Голос взмыл, вздохнул, измененный: громок, полон, сияет, горд.

- Но, увы, пустые грезы…

Дивный тон у него все еще. Воздух Корка и выговор ихний мягче. Дурак! Мог бы загребать ведрами. Поет не те слова. Жену уморил: теперь поет. Но трудно сказать. Только они сами. Если не расколется. Прибереги свое хиляние для набережной. Руки и ноги тоже поют. Пьет. Нервы натянуты. Надо быть трезвенником: пой, не пей. Суп Дженни Линд: отвар, шалфей, сырые яйца, полпинты сливок. Сливки для славы. Нежностью он тек: ток, тихо. Забился вовсю. Вот это дело. А ну давай! Хватай! Бой, биение, бьющийся гордо стоящий.

Слова? Музыка? Нет, то, что за ними.

Блюм спетлил, распетлил, заузлил, отузлил.

Блюм. Поток горячечной чмокчмок подсосекретности втекал в музыкуизнее, в страсти, мрак, сосипоток, вторгаясь. Трогать ее, тереть ее, туркать ее, трахать ее. Так. Поры на расшир расширяются. Так. Счастье чую жар и. Так. Хлынуть через плотины перехлестывающей лавиной. Потоп, лавина, поток, радбой, радплеск. Счас! Язык любви.

- … Луч надежды…

(275) Сияет. Лидия Лидуэллу писк еле слыш так по  ледину муза отпискнула луч надежды.

Марта это. Совпадение. Как раз собирался написать. Песня Лионеля. Красивое у тебя имя. Не могу продолжать. Примите мой скромный пода. Играй на струнах ее души, кошелька тоже. Она -          . Я назвала тебя шалунишкой. И все же имя - Марта. Как странно! Сегодня.

Голос Лионеля вернулся, притихший, но не усталый. Он вновь пел Риччи Польди Лидии Лидуэллу также пел Пату раскрыт рот слуга служить готов. Раз он увидел этот чарующий облик, раз кручина, казалось, покинула его, раз взгляд, облик, слово околдовало его Голда Лидуэлла, пленила сердце Пата Блюма.

Жаль, что лица не видно. Лучше понимаешь. Почему парикмахер у «Драго» всегда смотрит мне в лицо когда я говорю его лицу в зеркале. Все же здесь лучше слышно, чем в баре, хоть и дальше.

- И твой прелестный взгляд…

Первый вечер когда я впервые увидел ее у Матта Диллона в Теренуре. Желтое, черные кружева она надела. «Музыкальные стулья». Мы двое последние. Судьба. За ней. Судьба. Вокруг кружили медленно. Быстро вокруг. Мы двое. Все смотрели. Стоп. Села она. Все вылетевшие смотрели. Губы смеются. Колени желтеют.

- Околдовал мой взор…

Пели. Ожидание она спела. Я листал ей ноты. Полный голос духов какие духи у вашей сирени. Грудь я видел, обе полные, в горле рулады. Впервые я увидел. Она поблагодарила меня. Почему она за меня? Судьба. Испанистые глаза. Под яблоней одни патио такой час в старом Мадриде край в тени Долорес тыдолорес. На меня. О прелесть, прельщай!

- Марта! О Марта!

Стряхивая слабость вскричал Лионель в горе, криком страсти господствующей, любить вернуться с углубляющими и все же возрастающими аккордами гармонии. Сирым Лионелем вскричал, она должна узнать, должна Марта ощутить. Только ее он ждал. Где? Тут там глянь тут там глянь где. Где-то.

- При-ди, утраченная!

- При-ди, любимая!

Одинок. Одна любовь. Одна надежда. Одна утешит меня. Марта, каштон, вернись.

- При-ди.

(276) Она взмыла, птица, удержалась в выси, чистый быстрый клик, взмыла серебряной державой сиренево взвилась, скорее, выше, и затягивает, слишком долго, долгое дыхание он дыхание долго жизнь, взмывает вверх, в сверкании, в языках огня, в короне, на эфирное лоно, ввысь, в высокое всеобщее свечение всюду, все взмывает все вокруг обо всем бесконцаконцаконца.

- Ко мне!

Сайопольд!

Свершил.

Давай. Хорошо спето. Все хлопали. Она непременно. Придет. Ко мне, к нему, к ней, к вам тоже, мне, нам.

- Браво! Хлопхлоп. Молодчага, Саймон. Хлопхлипклоп. Бис! Хлоп хлюпхлоп. Прямо набат. Браво, Саймон! Хлопклопхлип. Бис! Бес! сказали, кричали, хлопали все, Бен Доллард, Лидия Дус, Джордж Лидуэлл, Пат, Мина, два джентльмена с двумя бокалами, Каули, первый джент с бок и бронзовая мисс Дус и золотая мисс Мина.

Щегольские кожаные туфли Пламени Бойлана скрипели на полубара, см. выше. Бренча у памятников сэру Джону Грею, Горацию Одноруко­му Нельсону, преподобному отцу Теобальду Мэттью, как было толь­ко что указано выше. Галопом, на взводе, на солнце. Cloche. Sonnez la. Cloche. Sonnez la. Тише тянула кобыла вверх по склону у Ро­тонды, на площади Рутланда. Больно тихо для Бойлана, Пламени Бойлана, пламенное нетерпение погнало кобылу.

Зазвучье аккордов Каули рассосалось, скончалось в воздухе погустевшем. И Риччи Голдинг пил свой "Пауэр", и Леопольд Блюм свой сидр пил, Лидуэлл свой "Гиннес", второй джентльмен сказал: они бы попросили еще два бокала, если она не возражает. Мисс Кеннеди хмыльно размухнула коралловые уста первому, второму. Она не возражает.

- Семь суток в каталажке, сказал Бен Доллард, на хлебе и воде. Вот тогда запоешь щеглом.

Лионель Саймон, певец, смеялся. Отец Боб Каули играл. Мина Кеннеди разомбухнула. Второй джентльмен платил. Том Кернан па­влином входил, Лидия, восхищая, восхищалась. Но Блюм пел нем.

Восхищаясь.

Риччи, восхищаясь, бесконтрально воспевал его дивный голос. Он помнил один вечер, давным-давно. Не забуду тот вечер. Сай пел Бывалоча слава, у Неда Ламберта бывалоча. Господи Боже, никог­да в жизни не слыхал он такого фа никогда в жизни тогда изменни­ца, давай расстанемся так ясно и чисто Господи он никогда не слыхал любви не выжить такого звучного голоса спросите Ламберта он подтвердит.

(277) Голдинг, румянец бьется на его бледном рассказал м-ру Блюму лице о вечере, когда Сай у Неда Ламберта, Дедалус в пивной, пел Бывалоча слава. Он, м-р Блюм, внимал, пока он, Риччи Голдинг, рассказал ему, м-ру Блюму, о вечере, когда он, Риччи, внимал ему, Саю Дедалусу, певшему Бывалоча слава в его, Неда Ламберта, пив­ной.

Свояки: родство. Мы никогда не заговариваем при встрече. Трещина в лютне, думаю. Презирает его. Смотри. Он еще пуще вос­хищается им. Вечера, когда Сай пел. Человеческий голос, две тонкие шелковистые связки. Восхитительно, превыше всего прочего. Голос был плач. Сейчас спокойней.

Только в тишине чувствуешь что слышишь. Вибрации. Воздух стих.

Блюм расковал скрещенные руки и ватными пальцами перебрал жидкую жильную струнку. Она загудела, забренчала. Пока Голдинг говорил о голосе Барраклау, пока Том Кернан, взирая в прошлое в своего рода ретроспективном настрое, говорил с внимающим отцом Каули, который играл добровольца который кивал когда он играл. Пока Большой Бен Доллард говорил с закуривавшим Саймоном Дедалусом который слушал когда он курил который курил.

О утраченная. Все песни об этом. И вновь Блюм натянул свою струну. Жестоко кажется. Дать людям влюбиться, заманить их. Затем разлучить. Смерть. Взрыв. Бах по башке. Ковсемэточертям. Судьба человеческая. Дигнам. Их-х, крутится крысиный хвост! Пять шиллин­гов я дал. Corpus Paradisum. Коростель кричит: брюхо как у отрав­ленного пса. Сгинул. Они поют. Забыт. Я тоже. В один прекрасный день она с. Оставь ее: надоело. Тогда помучится. Заверещит. Боль­шие испанистые глаза затаращатся в никуда. Ее вьювьювьюдлиньвьющиеся волосы несобраны в уборе.

Но когда слишком счастлив - скучно. Он натянул сильнее, сильнее. Ты несчастлив в своем? Бреньк. Она щелкнула. Бренчка на Дорсет стрит. Мисс Дус отвела бархатной рукой,            упрекая, довольна:

- И вполовину слишком жирно будет, сказала она, пока мы ко­роче не познакомимся.

Джордж Лидуэлл сказал ей честно-благородно: но она не пове­рила. Первый джентльмен сказал Мине что так оно. Она спросила его неужто оно так. И второй бок сказал ей так. Что так оно.

(278) Мисс Дус, мисс Лидия, не поверила: мисс Кеннеди, Мина, не поверила; Джордж Лидуэлл, нет; Мисс ду не по: первый, первый: джент с бок: верит нет, нет: не верит, мисс Кенн: Лидлидиауэлл: бок.

Лучше здесь и написать. Перья на почте изжеваны и мяты.

Потный Пат по знаку ошую стал. Пера и чернил. Пошел. Пресс. Пошел. Пресс-папье. Он слыхал, глухой Пат.

- Да, сказал м-р Блюм, тоньше терзая витую струну. Несомнен­но. Нескольких строк хватит. Мой подарок. Вся эта итальянская музыка такая цветистая. Кто сочинил это? Знаешь имя - лучше по­нимаешь. Вынуть лист бумаги, конверт: естественно, равнодушно. Это столь характерно.

- Какого числа опера, Голдинг спросил.

- Не знаю, сказал м-р Блюм.

Именно числа. Вся музыка, если призадуматься. Два умножить на два разделить пополам получится дважды один. Вибрации: вот что звуки. Один плюс два плюс шесть будет семь. Делай что хочешь, жонглируя числами. Всегда докажешь, что то равно этому, симмет­рия кладбищенской ограды. Он не замечает моего траура. Малодушие: о потрохе печется. Музматематика. А думаешь, что внимаешь музыке сфер. А если, предположим, сказать: Марта, шестью девять минус икс равно тридцати пяти тысячам. Получится довольно плоско. Это из-за звуков так.

К примеру сейчас он наяривает, импровизирует. Может быть все что угодно, пока не услышишь слов. Приходится вслушиваться изо всех сил. Трудно. Поначалу в порядке, затем слышишь сбивает­ся: теряешься чуток. Как в мешках через бочки, сквозь колючую проволоку: бег с препятствиями. Такт в куплетах - всё. Смотря по настроению. Но всегда приятно послушать. Кроме гамм когда де­вочки учатся. Две сразу, дверь в дверь. Изобрели б для этого муляж, ф-но без звуков. Blumenlied я купил ей. То же имя. Мед­ленно играла это девчушка, вечером, когда я вернулся, девчушка. Двери конюшни на улице Сесилии. Милли нет слуха. Странно, пото­му что у нас у обоих я имею в виду.

Глухой потный Пат принес довольно плоский пресс, поднос. Шут Пат тушь перо принес довольно плоский пресс папье. Пат убрат нож вилку блюдо тарелку. Пат обрат но ушел.

(279) Только этот язык, м-р Дедалус сказал Бену. Он в детстве слы­хал их в Колоколло, Крестпорт, Колоколло, распевающих свои бар­каролы. В порту Куинстауна полно итальянских судов. Гуляют, сечешь, Бен, в лунном свету в своих землетрясных шляпах. Сливают­ся голоса. Боже, какая музыка, Бен. В детстве слыхал. Крест Ко­локолло порт лункаролы.

Кислую трубку отняв щитком ладонь у губ трубил лунсвет ночьзов зычный вблизи, зов вдали, отзыв.

Вниз по краю трубки Фримена несся Блюмов сглаз, рыская, где это я видел. Каллан, Коулмэн, Дигнам Патрик. Эй-хо! Эй-эй! Фосет. Ага! Как раз увидел.

Надеюсь, что он не увидел, дошлая крыса. Он держал, распра­вив, свой Фримэн. Сейчас не увидит. Не забыть писать е на гре­ческий лад. Блюм макнул. Блю мур: Дорогой сэр. Дорогой Генри писал: Дорогая мэди. Ваш пись и цвет. Черт куда сунул? Эт карм или друг? Абс. Невозмож. Почеркнуть невозмож. Написать сегодня.

Скучища всё. Скучая Блюм бубнил нежно я просто задумавшимися пальцами по плоскому прессу что Пат принес. Валяй. Что я имею в виду. Нет, изменить хвостики е. Примите мой скромный подар прилаг. Попросить ее не отве. Стоп. Пять Диг. Здесь около двух. Пенни на чай. Илия гря. Семь для Дэйви Бирна. Около восьми. Скажем, полкроны. Мой скромный подар: почперевод на два с половиной. Напиши мне длинное. Ты презираешь? Бричка, торчит? В восторге. Почему ты назвала шалуном? Ты тоже шалишь? Ах, Мэри потеряла резинку от. Пока. Да, да, скажу тебе. Хочу. Чем удержать. Выбрать другой. Другой свет, написала она, вместо цвет. Мое терпение сякнет. Чем удержать. Вы должны поверить. Верьте. Круж. Это. Чистая. Правда.

Глупости что я пишу? Мужья не. Это от женитьбы, от жен. По­тому что я не с. Положим. Но как? Ей надо. Молодится. Если она докопается. Карточка за лентой шля. Нет, не рассказывать. Лишь причинит муки. Что глаз не видит. Женщина. Два сапога пара.

Наемный экипаж номер триста двадцать четыре, кучер Бартон Джеймс, проживающий на авеню Гармонии №1, Доннибрук, в котором сидел пассажир, молодой человек, модно одетый в костюм фиолето­вого саржа, сшитый Джорджем Робертом Мессиейсом, закройщиком и портным, Райская набережная №5, в шикарной шляпе, приобретенной у Джона Пласто, Б. Брунсвикская улица, шляпника. А? Это бренчка бренчит и бричкует. Яркими трубами Агендата у "Свинины" Длугача рысью пошла борзозадая кобыла.

- Ответ на объявление? зоркого Риччи глаза спросили Блюма.

(280) - Да, сказал м-р Блюм. Коммивояжер. Попусту, надо думать.

Блюм мурчал: характеристики. Но Генри писал: это заводит меня. Ты знаешь, как. В спешке. Генри. Греческие е. Стоит припи­сать P.S. Что он сейчас наигрывает? Импровизирует. Интермеццо. P.S. там пам пам. Как ты меня нак? Накажешь меня? Юбка сбилась хлопает, шлепнуть по. Скажи я хочу. Знать. О. Иначе бы не спра­шивал. Ля ля ре. Тянется грустно минорно. Почему минор грустно? Подпись Г. Они любят грустный конец. P.P.S. Ля ля ля ре. Сего­дня мне так грустно. Ля ре. Так одиноко. До. Он живо пропакнул патовой промакашкой. Конв. адрес. Просто выписать из газеты. Мур­чал: Каллан, Колмэн и Ко. Генри писал:

Мисс Марта Клиффорд

до востребования

почтамт,

Дельфинов переулок, Дублин

Промакнуть тем же местом, чтоб не смог прочесть. Вот так. Идея рассказа на конкурс. Детектив прочел на промакашке. Гонорар: гинея за столбец. Мэтчем часто вспоминал смеющуюся чаровницу. Бед­ная миссис Пьюрфой. Ку-ку.

Слишком поэтично это насчет музыки. Музыка навеяла. Чары му­зыки, сказал Шекспир. Цитаты на каждый день в году. Быть или не быть. Мудрость на вес и поштучно.

В розовом саду Джерарда на Феттер Лэйн он гуляет, седина в каштане волос. Жизнь всего одна. Тело всего одно. Но не мешкай! Твори!

Вот и сделано. Купон почтперевода. Почта неподалеку. Пойти сейчас. Хватит. У Барни Кирнана я обещал встретиться с ними. Не­приятное дельце. Дом скорби. Пойти. Пат! Не слышит. Глухая тетеря.

Коляска уже почти там. Говорит. Говорит. Пат! Не слышит. Складывает салфетки. Набегается, небось, за день. Пририсовать ему глаза-нос-рот на затылке и его будет два. Что бы им еще не спеть. Все же отвлекает. Лысый Пат половой конвертом складывал салфетки. Пат-половой, что туг на ухо. Пат - половой, что пода­ет, пока поддаешь. Хе хе хе хе. Подает, пока поддаешь. Хе хе. Половой что. Хе хе хе хе. Подает пока поддаешь. Пока поддаешь если даешь, он подаст то, что даст. Хе хе хе хе. Ха. Официальный официант. Подает пока поддаешь.

(281) Дус счас. Дус Лидия. Бронза и роза. Изумительно, просто изумительно провела она отпуск. И гляньте, какую чудную раковину она привезла.

К пределам бара к нему легко поднесла она колючий витой морской рог, чтобы он, Джордж Лидуэлл, поверенный, внимал.

- Послушайте! Велела она.

Под джинного каления слова Тома Кернана аккомпаниатор легче плел звуки. Подлинный факт. Как Уолтер Банти утратил голос. Да, сэр, муж схватил его прямо за горло. Негодяй, сказал он, больше ты у меня серенад не попоешь. Да сэр Том. Боб Каули плел. Тенорам бабы дос. Каули откинулся. Ах, сейчас он слышит, она прижала к его уху. Слушай! Он слышит. Чудесно. Она прижала к своему уху, и в процеженном свете бледное золото контрастом скользнуло. Чтобы слышать.

Тук.

Блюм сквозь дверь бара видел раковину, прижатую к их ушам. Он слышал невнятнее, чем они слышали, сперва прижимая себе, потом друг дружке, внимали плеску волн, громкому безмолвному гуду.

Бронза уставшего золота, вблизи, вдали, оне внимали. Ее ухо тоже раковина, мочка выглядывает. Была на пляже. Ах, эти красотки у моря. Так дубят кожу. Смазали бы кремом сперва, чтобы загореть. Гренки с маслом. О, и не забыть лосьон. Сыпь у рта.

Мне совсем вскружили. Волосами оплела: раковина и водоросли. Почему они прячут уши под водорослями волос? А турчанки - рот, почему? Ее глаза под завесой, паранджой. Пробраться внутрь. В пещеру. Посторонним вход воспрещен. Море они думают они слышат. Пение. Гул. Это кровь. Гудит в ухе иногда. Что же, и это море. Лейкоцитовы острова.

И впрямь, чудесно. Так отчетливо. Снова. Джордж Лидуэлл прижал ее напеву внимая: затем положил бережно.

- О чем поют бурные волны? Спросил он ее, улыбнулся.

Чаруя безмолвной урыбкой Лидия Лидуэллу улыбнулась.

Тук.

У Ларри О’Рурка, у Ларри, лихого Ларри О’, Бойлан прянул и Бойлан свернул.

От позабытой ракушки мисс Мина скользнула к поджидавшему ее бокалу. Нет, она не томилась от одиночества, лукаво головка мисс Дус поведала м-ру Лидуэллу. Прогулки у моря в лунном свету. Нет, не в одиночестве. С кем? Она достойно ответила: с кавалером.

(282) Мерцающие пальцы Боба Каули снова заерзали дискантом. У домохозяина преимущества. Отсрочку. Длинный Джон. Большой Бен. Легко он заиграл легкую звонкую ясную плясовую для легконогих дам, лукавых и улыбающихся, и их галантных кавалеров. Раз: раз, раз, раз: два, раз, три, четыре.

Море, ветер, листья, гром, воды, коровы мычат, конская ярмарка, петухи, куры не кукарекают, змеи шипят. Повсюду музыка. Дверь Ратледжа: скрипит и-и-и. Нет, это шум. Минуэт из Дон Жуана он сейчас играет. Придворные туалеты всех сортов в залах замка пляшут. Убожество. Крестьяне под стенами. Зеленые с голодухи лица, уминают лопухи. Как мило.

Гляди: гляди, гляди, гляди, гляди, гляди: гляди на нас.

Вот это радостная, я понимаю. Никогда не написал такого. Почему? Моя радость - другая радость. Но обе - радости. Да, несомненно, радость. Уже сама мудрость показывает, что ты. Часто думаешь, что она хандрит, пока не зачирикает. Тогда понимаешь.

Саквояж МакКоя. Моя супруга и ваша супруга. Кот верещит. Будто шелк рвут. Когда она говорит, будто меха хлопают. Не выдерживают паузы, как мужчины. В голосах у них тоже - пустоты. Заполни меня. Я тепла, темна, доступна. Молли в quis est homo: Меркаданте. Ухом к стене прислушиваюсь, ищу бабу чтоб без булды.

Бряк бреньк бричка стала. Щегольская кожаная туфля щеголя Бойлана носки лазурные стрелки легко ступила на землю.

О глянь, мы такие! Камерная музыка. Мог бы скаламбурить. Вот о такой музыке думается, когда она. Акустика, вот что. Перезвон. От пустой бочки больше шуму. Вследствие акустики резонанс соот­ветственно меняется, так как вес воды равен закону падающей воды. Как эти рапсодии Листа, венгерские, с цыганистыми глазами. Жем­чуга. Капли. Дождь. Тра ля ли ли лю лю. Пссс. Сейчас. Может быть, сейчас. Прежде.

Кто-то стукнул в дверь, кто-то трахнул трах, Пауль Ван Хер трахнул в дверь зычным торчащим молотком петухом охеревшим кукареком кукукарекком. Кракрак.

Тук.

- Qui sdegno, Бен, сказал отец Каули.

- Нет, Бен, Том Кернан вмешался. Паренька-стригунка, напев родимых гор.

- Ага, давай, Бен, м-р Дедалус сказал. Народ честной.

- Давай, давай, они умоляли разом.

(283) Пойду. Сюда, Пат, вернись. Поди сюда. Пришел, пришел, не мешкал, пришел, ко мне. Сколько?

- В каком ключе?

- Фа диез мажор, Бен Доллард сказал.

Выпущенные когти Боба Каули терзали черные глухозвучные струны.

Надо идти принц Блюм сказал Риччи принцу. Нет, Риччи сказал. Да, надо. Деньги раздобыл. Пустился во все тяжкие. Лько? Слуховидит губоречь. Один и девять. Пенни возьмите себе. Вот. Дай ему два пен­са на чай. Глухой, вспотевший. Но может и у него жена, семья, ждут, пока жаждущий Патти не придет домой. Хе хе хе хе. Глухарь жаждет, пока они ждут.

Жди. Внемли. Звуки мрак. Заупокоикойкойные. Низкие. В пеще­ре во мраке средиземья. Вкрапления руды. Музамородки.

Голос мрачной поры, нелюбви, земной тяготы, гробовой, сте­пенный, спустился, полон боли, пришел издалека, с косматых гор, воззвал к честному народу. Духовника зовет он, ему расскажет все.

Тук.

Голос Бона Долларда барантон. Дует, что есть мочи, скажем. Клик обожженных, безлюдных, безлунных, безжённых болот. Крах. Поставщиком товаров для судов был он когда-то. Помню: смоленые канаты, корабельные фонари. Залетел на десять тысяч фунтов. Сей­час в коммуналке Гиннеса. Каморка номер такой-то. Номер Один "Басс" довел его.

Священник у себя. Служка лже-попа зовет его войти. Входи. Святой отец. Витые завитушки аккордов.

Губят людей. Жизни рушат. Затем строят им каморки век дожи­вать. Баю бай. Ляг, усни. Ляг, дог. Дог сдох.

Тревожный глас торжественной тревоги поведал им, Что юноша вступил в безлюдный зал, поведал им, как торжественно звенела его поступь, поведал им об угрюмом покое, о духовнике в рясе.

Добрый малый. Чуток рехнулся. Думает, что разгадал ребус поэтов в "Разгадке". Мы вручаем вам хрустящую ассигнацию. Птица на яйцах в гнезде. Слово о последнем менестреле, он думал это. Ка пробел тэ домашнее животное. Бэ черта гэ бесстрашный морепла­ватель. Хороший голос у него все же. Еще не евнух со всеми сво­ими причиндалами.

Чу. Блюм слушал. Риччи Голдинг слушал. И у дверей глухой Пат, потный Пат, очаёванный Пат зачарованно слушал.

(284) Аккорды долдонили медленнее.

Зов кручины и угрызенья возник, медленный, вычурный, трепет­ный. Покаянная борода Бена исповедалась: In Nomine Domini, во имя господа. Он преклонил колена. Он ударил себя в грудь, каясь: mea culpa.

Снова латынь. Держит их, как дёготь птичку. Поп с причасти­ем, corpus Christi, для баб. Мужик в морге, гроб или гриб, корпусимени. Интересно, где сейчас эта крыса. Скребется.

Тук.

Они слушали: бокалы и мисс Кеннеди, Джордж Лидуэлл дуэлли звуков веком внемля, полногрудый бархат, Кернан, Сай.

Саданул сиротливо горестный глас. Грехи его. С пасхи трижды сквернословил. Ты сучий выб. Вместо мессы пошел играть. Однажды мимо погоста прошел и за матери упокой не помолился. Паренек. Стриженый паренек. Паренек-стригунок.

Бронза внемля у пивнасоса, взор вперила вдаль. Задушевно, и невдомек что я. Молли большой спец заметить если секут.

Бронза вперила взор вдаль, вбок. Зеркало там. Это выигрыш­ная поза? Они всегда знают. Стук в дверь. Последний шанс прихорошиться.

Кукхеррекуку.

Что они думают, когда слушают музыку? Так ловят гремучих змей. Вечер, когда Майкл Ганн дал нам ложу. Настройка. Персид­скому шаху это больше всего полюбилось. Напомнило о доме, милом доме. Высморкался в штору, вдобавок. Обычай у них такой, может. И это музыка. Не так худо, как слышится. Труби, трубодур. Хочешь, в медный хобот дуй, все равно. Контрабасам не дать контры, бока расфалованы. Гобои мычат коровами. Рояль разинутым крокодилом чаррры музыки. Гобой рифмуется с тобой.

Она выглядела классно. Свое шафранное платье она надела, с декольте, буфера все на виду. Гвоздикой ее дыханье было всегда в театре, когда наклонялась спросить. Рассказал ей, что говорил Спиноза в книге у папы. Бедняга! Загипнотизирована, слушала. Гла­зищи вот такие. Склонилась. Чувак из бельэтажа пялился на нее в бинокль что было мочи. Красу музыки нужно слушать дважды. При­рода женщина полвзгляда. Господь сотворил мир, человек - ритм. Мадам всех коз. Философия. Ко всем камням!

(285) Все кануло. Все сгинули. При осаде Росса отец его, у Гори все братья пали. К Уэксфорду, мы ребята из Уэксфорда, он спешит. Последний в своем роду-племени.

Я тоже последний в своем роду. Милли молодой студент. Может моя вина. Нет сына. Руди. Сейчас уже поздно. Или не? Если не? Если все еще?

Злобы не ведал он.

Злоба. Любовь. Слова. Руди. Скоро я старый.

Большой Бен голос развернул вовсю. Мощный голос, Риччи Голдинг сказал, румянец бьется на его бледном, Блюму, скоро старо­му, но когда был молод.

Сейчас пора Ирландии. Моя страна превыше короля. Она слуша­ет. Кто боится говорить о тысяча девятьсот четвертом? Пора от­валивать. Нагляделся.

- Благослови меня, отче, Доллард-стригунок возрыдал. Благо­слови меня в путь.

Тук.

Блюм: смотрел, неблагословенный в путь. Разят наповал; на во­семнадцать шиллингов в неделю. Мужики ужо раскошелятся. Как ра­кушку вычистят. Не дремли, капитан. Ах, эти красотки на взморье. У печальных волн морских. Роман хористки. Письма зачитывают за на­рушение обещания. Цыпленочку от ее Пупсика. Смех в зале суда. Генри. Я никогда не подписывался. Красивое имя у тебя.

Глубже тонула музыка, голос и слова. Затем ускорилась, Лже-поп прянул солдатом из сутаны. Кавалергард. Они знают ее наи­зусть. Им бы потрепетать. Кавалер.

Тук. Тук.

Трепеща, она внимала, склонясь в сочувствии, чтоб слышать.

Пустое лицо. Целка, надо думать: или только фалованная. На­писать на нем: пустой лист. Если не, что станет с ними. Упадок, отчаяние. Сохраняет им молодость. Даже восхищаются собой. Смот­ри. Играй на ней. Дуй ей в губы. Тело белой женщины, живая флей­та. Дуди нежнее. Громче. Три дыры все бабы. Богини я не разгля­дел. Этого им хочется; не слишком церемониться. Поэтому ему они и обламываются. Наглость города берет, мошна силу ломит. Взгляд на взгляд: песня без слов. Молли шарманщика. Она поняла он ска­зал, что обезьянка больна. Или потому что похоже на испанский. Животных тоже можно понять. Соломон понимал. Природный талант.

Чревовещает. Мои уста закрыты. Думай живот. Что?

(286) Хочешь? Ты? Я. Хочу. Тебя.

С грубой яростью хрипло ругнулся кавалергард. Раздулся, как апоплексический, сучий выблядок. Хорошая была мысль, паренек, придти сюда. Час тебе осталось жить, твой последний.

Тук. Тук.

Сейчас трепет. Жалость они чувствуют. Смахнуть слезу о му­чениках. О всех умирающих, хотящих, прям помирающих умереть. Участь всех рожденных. Бедная миссис Пюрфой. Надеюсь, что раз­родилась. Женское лоно потому. Влага женского лона глаз зрел из-под забора ресниц, спокойно, внимая. Смотри подлинная красота глаза когда не говорит. На дальней реке. Медленно, бархатно бьются бюста волны (бьется ее пыш), рост дают алой розе, топят алую розу. Сердца удары ее дых: дых есть жизнь. Гори цветом, девичья краса.

Но смотри. Ясные звезды меркнут. О роза! Кастилии. Заря. Ха. Лидуэлл. Для него значит не для. Обворожен. Мне нравится это? И отсюда ее видно. Плески пивной пены, штабеля стеклотары, выштопоренные пробки.

На гладкий торчок пивнасоса положила ладонь Лидия, легко, пухло, к рукам не липнет. Вся охвачена жалостью к стригунку. Туда, сюда: сюда, туда; блестящую головку (она знает его глаза, мои глаза, ее глаза) с жалостью охватили ее пальчики: схватили, захватили, и, нежно касаясь, так медленно и плавно заскользили вниз, твердый прохладный белый фарфоровый дрын заторчал в их скользящем кольце.

Торчащим молотком петухом.

Тук. Тук. Тук.

Этот дом я считаю. Аминь. Он яростно заскрежетал зубами. Из­менников вешают.

Аккорды согласились. Очень грустная штука. Но неизбежная.

Выйти, пока не окончилось. Спасибо, это было божественное. Где моя шляпа. Зайти к ней по пути. Можно оставить Фримэн здесь. Письмо у меня. А если она за? Нет. Топай, топай, топай. Как Кашелл Бойло Конкоро Койло Тисдалл Морис Тисвзялл Фарелл, тооооооопай.

Ну, мне пора. Уже уходите? Мнпрапока. Блмвстл. Плюмажем во ржи. Блюм встал. Ох. Как от мыла прилипли к заду. Вспотел, небось: музыка. Лосьон, не забыть. Ну пока. Цилиндр. Карточка внутри, да.

Мимо глухого Пата в проходе, ухом прядавшего, Блюм прошел.

У Женевских казарм погиб паренек, в Пассаже лежит его тело. Дольняя доля! Доли Долорес! Панихидный глас оплакал его дольоресную долю.

(287) Мимо розы, мимо бархатного бюста, мимо ласкавшей руки, мимо помоев, мимо стеклотары, мимо выштопоренных пробок, привечая на ходу, мимо глаз и девичьей красы, бронзы и тусклого золота в глумортени шел Блюм, нежный Блюм, мне так одиноко Блюм.

Тук. Тук. Тук.

Молитесь за него, молил бас Долларда. Вы, внимавшие покойно. О покойнике вздох, уроните слезу, народ честной, народ честной. Он был паренек-стригунок.

Вспугнув ухом к двери припавшего полового стригунка парень­ка Блюм в фойе отеля "Ормонд" слышал рёв и вопли браво, жирных спин шлепки, топ сапог по полу, полу не половому. Общим хором живей пойлом запить. Хорошо, что успел смыться.

- Брось, Бен, Саймон Дедалус сказал. Ей-Богу, не хуже, чем когда-либо.

- Лучше, сказал Томджин Кернан. Подлинно пронизывающее исполнение баллады, клянусь душой и честью.

- Лаблаш, сказал отец Каулн.

Бен Доллард грузно грочечет к бару, осанну пожал и все ро­зово, тяжкой поступью стопы, подагристые пальцы щелкают каста­ньетами в воздухе. Большой Бен Доллард. Биг Бен. Биг Бенбен.

РРР.

И глуботронуты все, Саймон трубит состраданье сиреной носа, все смеясь явили народу Бена Долларда дружными звонкими кликами.

- Заалел, сказал Джордж Лидуэлл. Мисс Дус розу уложила официальней.

- Макри Бен, сказал м-р Дедалус, хлопая Бена жирную спинную лопатку. Здоров, как бык, только жировым слоем обложился со всех сторон.

Рррррссс.

- Смертный жир, Саймон, Бен Доллард прохрипел. Риччи трещи­на в лютне одиноко сидел: Голдинг, Коллинс, Уорд. Неуверенно он ждал. Неплаченный Пат тож.

Тук. Тук. Тук. Тук.

Мисс Мина Кеннеди приблизила уста к уху первого бокала.

- М-р Доллард, они мурчали тихо.

- Доллард, мурчал бокал.

Первый бок верил: мисс Кеннеди что она: что долл он был: ей доллар: бок.

(288) Он мурчал что он знал имя. То есть знакомо ему это имя. То есть он слыхал имя Доллард, не так ли? Да, Доллард.

Да, ее уста сказали громче, м-р Доллард. Он чудесно спел эту песню, мурчала Мина. И Последняя роза лета - чудесная песня. Мина любила эту песню. Бокал любил песню которую Мина.

Последнюю розу доллета покинув Блюм чуял газы крутят вертят в нутре.

Пучит от сидра: и крепит. Погоди. Почта рядом с Рувеном Дж. шиллинг и восемь пенсов должок. Разделаться. Прошмыгнуть по Гре­ческой улице. Жаль, что обещал придти. Вольнее на воздухе. Му­зыка. Влияет на нервы. Пивнасос. Рука, что качает колыбель, правит. Бен Хаут. Правит миром.

Даль. Даль. Даль. Даль.

Тук. Тук. Тук, Тук.

По причалу ступал Лионеллеопольд, проказник Генри с письмом для Мэди, со сладостью греха с оборками для Рауля с мадам всех коз шел себе Польди.

Тук слепец шел стуча посохом по обочине постуком тук тук.

Каули он ошарашивает себя этим: вроде пьянства. Лучше не стоять на пути, на полпути, пути мужа к сердцу девы. К примеру фанаты. Одни уши. Не пропустить бы завитушки скрипичного ключа, глаза закрыты. Голова кивает в такт. Тронутые. Не смей шелохнуться. Думать строго воспрещается. Все беседы на тему. Трулюлюкают о трелях.

Все вроде попытки заговорить. Неприятно когда кончается, по­тому что никогда не знаешь точно. Орган на улице Гардинера. Старый Глинн полста фунтов в год. Странно там на верхотуре нае­дине с регистрами, педалями, клавишами, копулами. Сидит весь день у органа. Бахает часами, говорит сам с собой или с меходуем. Хрипит сердито, затем визг проклятий (надо бы ваты или чего заткнуть ему нет не надо вскричала она), затем нежданно нежно негаданно маахонький маахонький пууу порыв.

Пуук! Маахонький порыв пугачом пук. В маахонькой блюмовой.

- Он? м-р Дедалус сказал, вернувшись с трубкой. Мы с ним были поутру у бедняги Падди Дигнама...

- Господи помилуй душу его.

- К слову здесь камертон лежит на...

Тук. Тук. Тук, Тук.

- У жены его чудный голос. Был, по крайней мере. Что? Лидуэлл спросил.

(289) - О, это наверное настройщик, Лидия сказала Саймонлионелю раз я увидел, позабыл его когда был здесь.

Слепой он был она сказала Джорджу Лидуэллу два я увидел. И играл так восхитительно. Восхитительный контраст: бронзалид златомин.

- Кричи! Бен Доллард кричал, наливая. Во весь голос!

- 'лльдо! крикнул отец Каули.

РРРРРР.

Кажется, мне нужно...

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук.

- Очень, м-р Дедалус сказал, пристально уставясь на обезг­лавленную сардинку.

Под колпаком лежала на блюде одинокая, последняя сардинка лета. Одиноким блюднем.

- Очень, уставился он. Например, нижний регистр.

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук.

Блюм шел мимо конторы Барри. Припирает. Потерпи. Пурген если б был. Двадцать четыре адвоката под одной крышей. Вчинить иск. Любите друг друга. Вороха грамот. Г-дам адвокатам Шкуро и Дёру предоставляются полномочия. Голдинг, Коллинс, Уорд.

Но, например, лабух бацает на барабане. Призвание: играть в оркестре Микки Руни. Интересно, как ему это втемяшилось. Сидит дома после свинины с капустой и вынашивает в себе. Репетирует свою роль. Бум. Бумбум. Клёво его жене. Ослиные шкуры. Лупят их при жизни, бацают по смерти. Бум. Бац. Видимо то что называется яшмак то бишь кисмет. Судьбина.

Тук. Тук. Подросток, слепец с посохом, пришел постуктуктукивая под окно Дэйли, где дева моря, волосы разметаны (но он не мог увидеть) дымила девой моря (слепой не мог) девой моря с ее прохладным дымком.

Инструменты. Травинка, ее ладони раковиной, и дуй. Даже рас­ческа и туалетная бумага - можно из них выбить мотив. Молли в своем балахоне, на Западной Ломбардной, волосы распущены. Я ду­маю, и каждом промысле свои, понимаете? У охотника - рог. Ха. Заторчал? Cloche. Sonnez la! У пастуха дуда. У полицейского свис­ток. Прочищай! шестнадцать ноль ноль все в порядке! Отбой! Теперь все потеряно. Барабан? Бумбум. Погоди, я знаю. Городской глаша­тай, пристав на посылках, длинный Джон. И мертвого разбудит. Бум. Дигнам. Бедняга именедамине. Бум. Это музыка, я имею в виду это все бум бум бум в общем-то то что зовут la capo - сначала. Все же можно услышать. Выступаем мы в поход, мы в поход, мы в поход. Бум.

(290) Прямо позарез. Ффф. Ну а если бы я так на банкете? Всего лишь обычай шах персидский. Выдохнуть мольбу, уронить слезу. И все же надо быть с рождения того, чтоб не понять, что это кавалергард. Весь укутан. Интересно, кто был этот мужик у могилы в коричневом макин. О, местная шлюха!

Потрепанная шлюха в черной соломенной панамке набекрень шла стекленясь на свету вдоль по причалу в направлении м-ра Блюма. Раз он увидел этот чарующий облик. Да, так. Мне так одиноко. Дождливой ночью в переулке. Рог. У кого за? Огого. У него. Сби­лась с маршрута. Что она? Надеюсь, не. Псст! Стирочку для вас. Узнала Молли. Просекла меня. Дородная дама эдакая была с вами в коричневом костюме. Сразу отбило охоту. Договорились о встре­че. Зная, что мы никогда, ну почти никогда. Слишком низко, слиш­ком близко к дому, милому дому. Заметила меня, а? Ну и страхолюдина на свету. Рожа как решето. К черту ее! Ну ладно, и ей жить как-то надо. Отвернусь-ка я.

В витрине антиквариата Лионеля Маркса гордый Генри Лионель Леопольд милый Генри Флауэр искренне ваш м-р Леопольд Блюм узрел канделябр мелодион сочится червивыми мехами. Цена снижена: шесть шиллингов. Можно научиться играть. За бесценок. Пусть только пройдет. Конечно, все дорого, если не нужно. Тем-то продавец и ценен. Всучит то, что хочет продать. Цирюльник продал мне швед­скую бритву, которой брил меня. Хотел еще накинуть за сточенность. Сейчас она проходит. Шесть шиллингов.

Наверное, сидр, или, может, бургундское.

Близ бронзы вблизи, близ злата вдали чокнулись звенящими бокалами все доблестные и ясноглазые, пред бронзы Лидии искусом последней розы лета, розы Кастилии. Прима Лид, Де, Кау, Кер, Долл, квинта: Лидуэлл, Сай Дедалус, Боб Каули, Кернан и Биг Бен Доллард.

Тук. Юноша вступил в безлюдный зал "Ормонда". Блюм созерцал доблестного нарисованного героя в витрине Лионеля Маркса. Послед­ние слова Роберта Эммета. Последние семь слов. Мейербер написал.

- И честной люд, как один

- Браво, Бен!

- Подымет с нами свой бокал.

Они подняли.

Чинк. Чунк.

(291) Тук. Невидящий подросток стоял в дверях. Он бронзы не видел. Он злата не видел. Ни Бена, ни Боба, ни Тома, ни Сая, ни Джорджа, ни боков, ни Риччи, ни Пата. Огого. Нет у него. Сольблюм, сальсольблюм оглядывал последние слова. Тихонько. Когда моя страна займет свое место среди

Пррпрр

Должно быть бур.

Ффф. Уу. Ррпр.

Народов мира. Ни души позади. Она прошла. Тогда и только тогда. Трамвай. Кран, кран, кран. Вот и случай пред. Подходит. Крандлькранкран. Конечно, это бургундское. Да. Раз, два. Пусть напишут мою. Каракаракаракаракаракаракара. Эпитафию. Я.

Ппррпффрршшффф.

Свершил.