Песнь XXIII

Одиссей и Пенелопа

 

Радостно хихикая, старуха вскарабкалась в горницу сообщить хозяйке о возвращении любимого мужа. Ноги несли ее так быстро, что она чуть было не споткнулась.  Она встала у изголовья королевы и сказала:

- Просыпайся, дорогое дитя, открой глаза, и ты увидишь то, к чему ты стремилась все эти годы. Одиссей вернулся домой, в конце концов. Он перебил надменных кавалеров, которые переворачивали дом вверх тормашками, поедали его припасы и обижали его сына.

- Дорогая няня, - сказала почтительная Пенелопа, - боги лишили тебя рассудка. Они могут, знаешь, свести с ума мудрейших и наставить дурней на ум. Вот они и сбили тебя с толку. Зачем ты смеешься над моим горем и будишь, стоило мне сомкнуть глаза и забыться счастливым сном, лучшим с тех пор, как Одиссей уплыл в этот проклятый город, - чтобы рассказать эту небылицу? Марш вниз в свою комнату! Если бы другая женщина попробовала меня разбудить, чтобы сказать такой вздор, она бы у меня в слезах убежала. Тебя твой возраст спасает.

- Я не шучу, дорогое дитя, - настаивала няня Эвриклея. - Одиссей вернулся. Он и был тот самый странник, над которым издевались в зале. Телемах уже давно знал, что Одиссей вернулся, но хранил его планы в тайне, пока тот не сквитался с захватчиками.

Сердце Пенелопы подскочило, она сорвалась с постели и прижалась к старухе. Обливаясь слезами, она сказала:

- Дорогая няня, заклинаю тебя, скажи правду. Если он вернулся домой, по твоим словам, как же он в одиночку справился с бесстыдными кавалерами, ведь они всегда шатались всей сворой?

- Я ничего не видела, и ничего не знаю, но я слыхала стоны умирающих. Мы сидели, окаменев от ужаса, в нашей половине дома, за плотно закрытыми дверями, пока твой сын Телемах не позвал меня. Его отец послал за мной. Я увидела Одиссея, стоящего посреди трупов, они лежали грудами на утоптанном полу. У тебя защемило бы сердце от его вида - он стоял как лев после битвы, весь покрытый кровью врагов. Сейчас все трупы сложены у ворот дворца, а он разжег огонь и курением очистил прекрасный дом. Он послал меня за тобой. Пойдем, после всех бед вы сможете рука об руку вступить на путь радости. Сбылись твои мечты и надежды. Он вернулся живым к родному очагу, и нашел тебя и твоего сына, и отомстил кавалерам, причинившим зло.

- Не спеши веселиться, дорогая няня, - сказала разумная Пенелопа. - Не спеши хвалиться. Ты знаешь, как все во дворце были бы рады его появлению, и в первую очередь я и сын, которого мы породили. Но твой рассказ неправдоподобен. Наверное, бессмертный бог погубил молодых лордов, разгневанный их буйством и надменной дерзостью. Они не чтили никого, и поплатились за свои грехи. Но Одиссей в дальних странах позабыл путь в ахейские земли. Он потерян навеки.

- Мое дитя, - воскликнула няня. - Как ты можешь такое говорить! Твой муж сидит у камелька, а ты говоришь, что он никогда не вернется домой. Ты так упорствуешь в неверии! Вот тебе доказательство - когда я мыла его, а заметила на его ноге шрам, оставленный белым клыком вепря годы назад. Я хотела сразу сказать тебе, но он, храня свои планы в тайне, заткнул мне рот рукой и заставил смолчать. Пошли со мной. Жизнью своею клянусь, что это правда. Если я тебя обманула, казни меня самой страшной казнью.

- Дорогая няня, - отвечала Пенелопа, - даже с твоей мудростью и опытом трудно понять замыслы вечных богов. Пойдем к моему сыну. Я хочу увидеть тела моих кавалеров и человека, который поразил их.

Она вышла из горницы и пошла вниз, обуреваемая нерешительностью. Следует ли ей сохранить хладнокровие и расспросить своего дорогого короля, или броситься ему на шею и поцеловать? Когда она пересекла высокий порог и вошла в зал, она села в кресло у камина, вдали от Одиссея, который стоял у колонны с противоположной стороны зала. Он потупил глаза, ожидая, что его статная супруга воскликнет, увидев его. Но изумленная Пенелопа долгое время сидела безмолвно. Она переводила глаза с его лица, которое она вроде бы узнавала, на лохмотья, которые делали его незнакомым. Телемах нарушил молчание словами осуждения:

- Мать, - сказал он, - жестокосердая и нематеринская мать, как ты смеешь чураться отца? Почему ты не бросаешься к нему и не осыпаешь вопросами? Ни одна женщина не держалась бы так холодно с мужем, вернувшимся после двадцати лет лишений. У тебя кремень, а не сердце.

- Мое дитя, - объяснила Пенелопа, - я вне себя от потрясения. Я не могу говорить, задавать вопросы, даже посмотреть ему в лицо нет сил. Если это и впрямь Одиссей, мы скоро узнаем друг друга по тайным приметам, неизвестным другим.

Славный многострадальный Одиссей улыбнулся и поспешно сказал Телемаху:

- Сын, оставь мать в покое. Дай ей возможность подвергнуть меня испытанию и убедиться самой. Она скоро все поймет. Сейчас, когда я в грязи и лохмотьях, она чуждается меня и не признает во мне своего мужа. Но пока мы с тобой должны обсудить наши планы. Если человек убьет своего ближнего, только одного, без друзей, за которого нескоро отмстят, и то он становится вне закона, оставляет родичей и дом и бежит за границу. Но мы перебили цвет знати Итаки, опору нашей страны. Подумай, что делать.

- Лучше ты подумай, дорогой отец, - возразил Телемах. - Ведь тебе нет равных на свете в умении выйти из беды. Ты придумай, а мы послушно выполним твой приказ. Чего-чего, а мужества у нас хватит.

Одиссей недолго раздумывал.

- Вот мой план, - сказал он. - Умойтесь, наденьте чистые туники, велите девушкам приодеться. Затем наш замечательный менестрель сыграет нам музыку, да погромче и повеселее, чтобы все соседи и прохожие подумали: тут играют свадьбу. Так слух о смерти женихов не пойдет по городу, пока мы не уйдем в нашу горную усадьбу. А там мы посмотрим, что пошлют нам Олимпийские боги.

Они вняли его словам, умылись и надели туники, женщины празднично нарядились, почтенный бард взял лиру и заиграл так, что ноги сами пустились в пляс, и великий дворец загудел от плясок мужей и прекрасно облаченных дам. Слышавшие эти звуки прохожие говорили: «Клянусь, один из кавалеров женился на нашей королеве. Бессердечное, непостоянное создание! У нее не хватило верности и постоянства терпеливо смотреть за дворцом, пока не вернется ее законный супруг!». Так мало они понимали, что происходит во дворце.

А домоправительница Эвринома омыла великого Одиссея, умастила его елеем и облачила в тунику и прекрасную накидку. Афина, со своей стороны, сделала его пригожим на загляденье. Он стал выше и мощнее, кудри украсили его голову густо, как цветы гиацинта. Как одаренный Гефестом и Палладой ювелир погружает серебряное изделие в жидкое золото, чтобы засияло его мастерство, так и посланная Афиной благодать осенила его голову и плечи. Выйдя из бани, он казался божеством. Одиссей занял кресло против своей жены и воскликнул:

- Гордая королева, боги Олимпа дали тебе упрямое сердце, не такое, как у других женщин. Ни одна жена не смогла бы так холодно отвергнуть мужа, вернувшегося домой после двадцати лет странствий. Няня, постели мне постель в другом месте. Я буду спать отдельно, потому что сердце моей жены тверже железа.

- Гордый король, - сказала осторожная Пенелопа, - я не заносчива и не безразлична, и собою владею. Но я слишком хорошо помню, каким ты уплывал с Итаки на длинновесельной галере. Что же, Эвриклея, вытащи большое ложе из спальни, которую он сам построил и застели ему поудобнее рунами и коврами.

Так она подвергла мужа испытанию. Но Одиссей взревел и обрушился на свою верную супругу:

- Пенелопа, твои слова ранят меня в сердце. Кто передвинул мое ложе? Даже опытный мастеровой затруднился бы, - если боги не сделали это для забавы, - и первый силач на свете его бы не приподнял. Кровать сделана с секретом, а сделал ее я сам собственноручно. Во дворе росла олива, высокая и развесистая, со стволом толще опорной колонны. Вокруг нее я построил комнату из тесаных прилегающих камней, а затем покрыл крышей и навесил тяжелые двойные двери. Я обрубил верхушку оливы, обтесал пень и гладко острогал его, сделав совершенно ровным. В нем я просверлил отверстия, и сделал из пня основание кровати, а ее я украсил золотом, серебром и слоновой костью и прикрепил раму пурпурными ремнями. Вот тебе и секрет ложа. Но я не знаю, стоит ли моя кровать там, где я ее оставил, или кто-то отпилил пень и передвинул кровать.

Ее колени подогнулись, сердце растаяло, когда она услышала это неопровержимое доказательство. Обливаясь слезами, она подбежала и бросилась на шею Одиссею, осыпая его поцелуями.

- Одиссей, - воскликнула она, - не сердись на меня. Ведь ты всегда понимал людские души. Наши беды от богов, они не хотели, чтобы мы прошли всю жизнь, от услад юности до порога старости, рука об руку. Но не огорчайся, что я не сразу бросилась тебе на шею, едва завидев тебя. Я всегда опасалась, что появится самозванец и заворожит меня своими россказнями. На свете столько проходимцев, и они не остановятся ни перед чем. Елена Аргивская, дочь Зевса, не бросилась бы в объятия своего заморского любовника, если б знала, что ахейские воины пойдут на войну, чтобы вернуть ее домой. Боги соблазнили ее и сбили с пути истинного. Сама она не решилась бы отдаться чужаку. Так начались и наши беды. Но сейчас все позади. Ты точно описал секрет супружеского ложа, а его знали только ты да я и одна служанка, Акторис, ее подарил мне отец и она сторожила нашу опочивальню. Ты убедил свою недоверчивую жену.

Слова Пенелопы растопили сердце Одиссея, и он зарыдал, обнимая свою верную прекрасную супругу. Если Посейдон потопит судно в море, как ликуют потерпевшие кораблекрушение при виде земли! Как рады матросы, пробившиеся сквозь буруны прилива, когда они выползают на сушу, покрытые коркой соленой пены, но живые и невредимые! Так радовалась и ликовала Пенелопа, вновь увидев своего мужа. Она обвила белыми руками его шею и не отпускала. Так, в слезах, и застала бы их розовоперстая Заря, если бы не яркоокая Афина. Она задержала ночь на западе, и на востоке не дала золотой Заре запрячь в колесницу Лампа и Фаэтона, двух жеребят с острыми копытами, влекущих колесницу Дня.

Наконец предусмотрительный Одиссей сказал жене:

- Дорогая, не все наши беды миновали. Меня ожидает тяжелый подвиг, и его предстоит свершить. Это предсказал мне Тиресий. Ведь я спускался в чертоги Аида и спрашивал его о будущем. Пошли в постель, дорогая жена, утешимся сладким сном в объятиях друг друга.

- Постель тебя ждет, - отвечала Пенелопа, - когда захочешь - ведь ты вернулся в родной дом. Но раз уж ты заговорил о новом подвиге, расскажи сейчас. Я все равно узнаю, так лучше сразу.

- Что тебе не терпится, - сказал он осуждающе. - Но я расскажу тебе все без утайки. Тебе это не понравится, да и я не в восторге от предсказания. Тиресий велел мне взять весло на плечо и бродить из города в город, пока я не найду народ, который не знает моря, не солит еду и не видал наших пурпурных кораблей, летящих на крыльях длинных весел. Я узнаю, что я достиг цели, когда попутчик спросит меня, зачем я несу лопату на плече. Там я воткну весло в землю и принесу Посейдону богатую жертву: быка, барана и племенного кабана. Потом я вернусь домой и принесу жертвы всем олимпийским богам по порядку. Тиресий предсказал, что смерть придет ко мне вдали от моря, и я умру в почтенной старости, окруженный благоденствующими подданными. Он поклялся, что все это сбудется.

- Одиссей, - сказала мудрая Пенелопа, - если Боги обещали тебе счастливую старость, можно надеяться, что наши несчастья минуют.

Так они беседовали, а Эвринома и няня при свете факелов мягко постелили постель. Они устроили удобное ложе, старая няня удалилась в свою каморку, а горничная Эвринома проводила супругов в опочивальню, светя им факелом. Она провела их в спальню и удалилась, и они радостно, как встарь, возлегли на знакомое ложе.

Телемах и пастухи оттанцевали свое, отпустили женщин и улеглись спать в темном зале. А Одиссей и Пенелопа, вкусив прелести любви, обратились к радости беседы. Прекраснейшая из женщин рассказала ему, что она претерпела в своем дому: нашествие жадных кавалеров, потерю несчетных овец и скота, зарезанных ими для пиров и жертв, множества выпитых амфор вина. А богоравный Одиссей рассказал о своих бедах и победах. Она внимала, как завороженная, и не смыкала глаз, пока он не завершил свой рассказ.

Он рассказал о набеге на киконов, о плавании к лотофагам, о злодеяниях Циклопа, наказанного за каннибализм. Он рассказал, как ему помог Эол, а штормы сбили с курса. Рассказал он о Телепиле, где листригоны погубили все корабли эскадры, кроме флагмана. Рассказал и о проделках Кирки, и о плаванье в Аид, где он спрашивал Тересия о будущем, и где он видел боевых товарищей и воспитавшую его мать. Он рассказал о пении Сирен, о блуждающих скалах, о смертельно опасных Скилле и Харибде. Он рассказал, как его экипаж зарезал скот бога-Солнца, а молния Зевеса подожгла и потопила корабль и всех моряков. На Огигии он жил в гроте Калипсо, но и обещаниями бессмертия она не смогла добиться его любви. Он рассказал, с какими муками он добрался до Феакии, где его почтительно приняли, одарили дарами и послали на Итаку. А когда он завершил свой рассказ, он мирно погрузился в сон, приносящий отдых телу и успокоение уму.

Ясноглазая Афина не оставила его своими заботами. Когда она убедилась, что он насладился любовью и сном в объятиях жены, она подняла свежую Зарю Золотой Трон, и та покинула поток Океана и принесла свет людям. Одиссей встал и обратился к супруге:

- Дорогая жена, мы прошли многие испытания, ты рыдала, что меня все нет, я стремился на Итаку, но Зевес и боги препятствовали и не пускали меня домой. Сейчас, когда мы вернулись на супружеское ложе, по которому тосковали, я вновь оставляю дом и добро на твое попечение. Дерзкие кавалеры нанесли урон моим стадам, но это я восполню удачным рейдом, и жители Итаки пригонят мне овец, пока не наполнятся овчарни. А я сейчас пойду на ферму, повидать отца, который столько страдал из-за меня. И хотя ты так мудра, и в советах не нуждаешься, я тебе подскажу одно. Когда солнце встанет, все узнают, что я зарубил кавалеров во дворце. Оставайся с фрейлинами в горнице, сиди тихо, никого не принимай и не задавай вопросов.

Одиссей облачился в доспехи, разбудил Телемаха, пастуха и свинаря, и велел им взять оружие. Они надели медные кирасы, открыли двери и вышли вслед за Одиссеем. День уже сиял над землей, но Афина окружила их туманом и вывела из города.