Песнь XXII

Битва в зале

 

Сбрасывая с себя рваные лохмотья, несокрушимый Одиссей схватил лук и полный стрел колчан, и одним прыжком занял место на высоком каменном пороге. Он высыпал крылатые стрелы у ног и громко крикнул:

- Состязание окончено! Сейчас черед новой мишени! В нее еще никто не попадал, но я попытаюсь, с помощью Аполлона.

И он нацелил смертоносную стрелу прямо в Антиноя.

Антиной как раз собирался выпить вина. Он взял в руки золотую двуручную чашу. Он не ожидал кровопролития. Да и кто мог ожидать, что на пиру найдется человек, который, один против всех, замыслит ему погибель? Но Одиссей пустил стрелу и попал ему в горло. Наконечник пробил насквозь мягкую плоть стройной шеи. Он выронил чашу из сжатых рук и упал набок, оттолкнув при падении стол ногой. Стоявшая перед ним еда  упала на пол. Густой струей хлынула кровь из ноздрей, на жареное мясо и хлеб.

Крик раздался в зале, когда кавалеры увидели падение Антиноя. В ужасе они вскочили со своих мест и бросились по залу, обшаривая стены. Но они не могли найти ни щита, ни крепкого копья. Они яростно закричали Одиссею: «Странник, это было твое последнее состязание, ты выбрал опасную мишень. Ты обречен. Твою падаль расклюют стервятники Итаки, ведь ты поразил лучшего из дворян острова». Они все еще думали, что он убил Антиноя нечаянно. Безумцы не понимали, что они глядят в лицо собственной смерти.

Могучий Одиссей прорычал:

- Щенки! Вы не ждали, что я вернусь с войны! Вы разорили мой дом, опозорили моих рабынь, приставали к моей жене при живом муже, и не боялись ни богов на небе, ни людского возмездия. Я говорю вам - вас ждет смерть.

Ужас смыл краску с их щек. Они озирались в поисках убежища от внезапной смерти. Лишь Эвримах нашел в себе силы ответить:

- Если ты и впрямь Одиссей, вернувшийся домой, тогда ты справедливо укоряешь нас за гнусные дела, совершенные в твоем доме и твоих владениях. Но тот, кто за это в ответе, Антиной, уже мертв. Он затевал все злодейства, и не для того, чтобы вступить в брак. Его влекла другая страсть. Он хотел подкараулить и убить твоего сына и стать королем этого прекрасного города и всей Итаки. Но он получил по заслугам и был сам убит. Пощади же нас, твоих подданных, а мы расплатимся за все, что съели и выпили в твоем дому. Каждый из нас даст тебе двадцать быков, и золота и бронзы, сколько пожелаешь. Твой гнев нам понятен.

Но Одиссей не смягчился и ответил ему:

- Эвримах, хоть бы вы отдали мне все ваше добро до последнего, я все равно бил бы вас, пока вы не расплатитесь за свои преступления. У вас выбор - биться или бежать, но я думаю, не всем удастся убежать и спасти шкуру.

Их сердца дрогнули и колена задрожали. Но вновь заговорил Эвримах:

- Друзья, не приходится ждать пощады от этих безжалостных рук. Он перестреляет нас всех с высокого порога - ведь у него могучий лук и полный колчан стрел. Воодушевимся же и бросимся в бой! Мечи наголо! Прикрывайтесь столиками от его стрел! Атакуем его разом - может быть, удастся сбить его с порога и прорваться в город, а там уже поднимем тревогу и соберем народ, чтобы он никогда больше не смог согнуть лук.

Он выхватил обоюдоострый бронзовый меч и с устрашающим воплем бросился на Одиссея. Но смелый Одиссей выстрелил, и стрела вошла ему в сосок и пробила печень. Меч выпал из рук Эвримаха. Он сложился вдвое, упал на столик, смахнул на пол еду и чашу с вином, перевалился и рухнул на пол. В судорогах он рассек лоб, и ногой сбил стул. Смертный туман покрыл его глаза.

Следующим бросился на Одиссея Амфином. С мечом в руке он хотел оттеснить героя от выхода. Но он не успел приблизиться: Телемах ударил его копьем в спину между лопаток, и бронзовый наконечник вышел из груди. Он рухнул ничком. Телемах отскочил, оставив длинное копье в трупе Амфинома - он опасался, что противник поразит его выпадом меча, пока он вытаскивает копье или зарубит, если он склонится над телом врага. Он быстро присоединился к Одиссею и взволнованно шепнул ему:

- Отец, я схожу и принесу тебе шлем и пару копий и бронзовый шлем, закрывающий виски. Я возьму снаряжение и для себя, и для свинопаса с пастухом. В доспехах будет лучше.

Рассудительный Одиссей ответил:

- Беги, пока у меня не вышли стрелы, а то они оттеснят меня от дверей.

Телемах, исполняя волю отца, бросился в каморку с боевым оружием. Он схватил четыре щита и восемь копий, и четыре бронзовых шлема с плюмажами из конского хвоста, и бегом вернулся к отцу, и начал облачаться в доспехи. Два пастуха также экипировались и заняли место рядом с их мудрым и находчивым правителем Одиссеем и его сыном.

Пока у него были стрелы, Одиссей отстреливал кавалеров по одному, и их трупы лежали грудами по залу, Но вот стрелы вышли, и он поставил лук между притолокой и ограничителем дверей большого зала, взял четырехслойный щит на плечи, одел крепкий шлем на голову, и плюмаж гордо взмыл над ним. Наконец он схватил два мощных копья с блестящими бронзовыми наконечниками.

В стене зала была боковая дверь на уровне высокого порога. Она вела в коридор, и обычно была плотно закрыта. Одиссей приказал свинопасу сторожить эту боковую дверь, к которой можно было подойти только с одной стороны. Агелай обратился к товарищам и крикнул:

- Друзья, пусть кто-нибудь вскарабкается к боковой двери, выйдет и созовет народ на помощь! К нам придет подмога, и этот человек получит по заслугам.

- Невозможно, благородный Агелай, - отвечал козопас Меланфий. - Слишком близки ворота во двор, коридор опасно узок - сильный человек сможет в одиночку удерживать его против всех нас. Но я могу принести броню из кладовой. Я догадываюсь, где именно спрятали оружие Одиссей и его славный сын.

Козопас Меланфий прошел закоулками дворца в кладовые, взял дюжину щитов и копий, и дюжину бронзовых шлемов с конскими плюмажами. Он вернулся в зал и раздал оружие кавалерам. Когда Одиссей увидел, что они надевают броню и держат большие копья в руках, его ноги подкосились и сердце дрогнуло. Дело принимало угрожающий оборот. Он обернулся к сыну и сказал летучими словами:

- Телемах, наверняка одна из служанок помогает противнику вооружиться. Или это дело рук Меланфия?

- Отец, - признался Телемах, - это моя ошибка, больше некого винить. Я оставил открытыми двери арсенала, и они воспользовались просмотром. Живо, дорогой Эвмей, иди и закрой двери оружейной. И посмотри, кто нам подгадил, одна из служанок или Меланфий, выблядок Долия.

Пока они говорили, Меланфий-козопас пошел за следующей партией оружия в арсенал. Но достойный свинопас увидел это и немедленно сказал стоявшему рядом Одиссею:

- Царственный сын Лаэрта, виноват этот негодяй, как мы и думали. Он снова отправился в оружейную. Прикажи - убить ли его, если я осилю его в бою, или привести тебе, чтобы ты наказал его за все злодейства?

Одиссей подумал и ответил:

- Мы с Телемахом сумеем удержать кавалеров в зале и не дадим им вырваться. Идите вдвоем, свяжите Меланфия по рукам и ногам, бросьте в оружейную и заприте дверь. Накиньте на него аркан и подвесьте к стропилам крыши, пусть висит и мучится.

Они выслушали приказ и пустились в арсенал. Меланфий был уже там, он искал оружие в глубине кладовой и не слышал их приближения. Пастухи стали у притолок с двух сторон двери и ждали в засаде, пока козопас не появился на пороге с прекрасным шлемом в одной руке, а другая рука держала большой старинный, покрытый плесенью щит, который в юности носил лорд Лаэрт. Щит так давно лежал без дела, что его ремни сгнили. Пастухи навалились на Меланфия, за волосы затащили в кладовую, бросили бедолагу на пол, завернули и связали ему руки за спину, скрутили ноги тугими узлами, как велел им хозяин. Они накинули на него петлю, а ее конец перекинули через балку, подвесив Меланфия к самой крыше.

Как ты потешался над ним, свинопас Эвмей! Ты сказал:

- Вот тебе, Меланфий, мягкая постель, которую ты заслужил. Карауль, чтобы не проспать юную Зарю, когда она выходит, облачившись в золото, из потока Океана, а то опоздаешь привести коз ко столу кавалеров.

Они оставили его мучиться в узах, а сами вооружились, плотно заперли блестящие двери и вернулись к зоркому Одиссею.

В это время, когда четырем бойцам, стоявшим на высоком пороге, противостояло множество воинов, дочь Зевеса Афина приняла обличье Ментора и появилась на арене. Одиссей радостно приветствовал ее:

 - На выручку, Ментор! - воскликнул он, - вспомни старого друга! Сколько раз я тебя выручал, ведь мы вместе росли!

Но он догадывался, что перед ним сама Богиня-воительница. А кавалеры обрушили на нее ушат ругани. Шум схватки покрыла угроза Агелая, сына Дамастора:

- Ментор, не поддавайся на уговоры Одиссея и не выступай против нас. Я тебе скажу, чем дело окончится. Когда мы их добьем, обоих, и отца и сына, ты разделишь их судьбу и расплатишься головой за свое дурацкое вмешательство. А когда наши мечи справятся с тобой и твоими друзьями, мы разделим все твое добро вместе с имуществом Одиссея. Твои сыновья и дочери лишатся дома, и верную жену изгоним с Итаки.

Эти угрозы разъярили Афину, и она отчитала Одиссея:

- Где твоя сила и боевой дух, Одиссей? Вспомни, как ты рубился девять долгих лет с троянцами за белорукую нежную Елену, как ты разил их дюжинами в смертоносном бою, как просторный город Приама покорился твоей уловке! Неужели ты попросишь милости у врага и утратишь храбрость в родных стенах? Становись, старый друг, плечом к плечу со мною и следи за моим мечом. Сейчас ты увидишь, как Ментор сын Алкима отдает старые долги в пылу схватки.

Несмотря на эти речи, Афина не собиралась бросаться в бой, чтобы обеспечить победу Одиссею. Она воодушевила Одиссея и его благородного сына, превратилась в ласточку, взмыла и села на закоптелые стропила под крышей дворца.

Шестеро самых смелых из уцелевших кавалеров - Агелай сын Дамастора, Эврином, Амфимедон, Демоптолем, Писандр сын Поликтора и мощный Полиб - попытались воодушевить своих товарищей к бою, после того, как многие пали от разящих стрел Одиссея. Агелай воззвал к товарищам:

- Друзья, несравненные руки начинают изменять Одиссею! Ментор побахвалился и убежал, их осталось четверо. Не стоит всем бросать копья сразу. Сперва бросим мы вшестером. Вдруг нам удастся поразить Одиссея и снискать славу. А с прочими мы легко справимся, если удастся его свалить.

Он подал знак, и шестерка бросила копья, но Афина отклонила их удары. Одно копье попало в косяк, другое в массивную дверь, тяжелый бронзовый наконечник на ясеневом копье врезался в стену. Убедившись, что его люди не пострадали от залпа противника, могучий Одиссей окликнул их: «Сейчас наш черед дать залп в гущу кавалеров. К былым злодеяниям они добавляют новые, усердно стараясь погубить нас!» Они прицелились и метнули копья. Одиссей убил Демоптолема, Телемах - Эвриада, свинопас - Элата, и пастух - Писандра. Четверо рухнули замертво одновременно. Кавалеры отступили в дальний угол зала, а Одиссей с товарищами сделали вылазку и вырвали копья из мертвых тел.

Снова кавалеры яростно пустили залп копий, и снова, по воле Афины, промазали. Одно копье попало в косяк, другое в массивную дверь, тяжелый бронзовый наконечник на ясеневом копье врезался в стену. Но Амфимедону удалось попасть в запястье Телемаха скользящим ударом, едва поцарапавшим его кожу. Длинное копье Ктесиппа пролетело над Эвмеем и оцарапало плечо свинопаса, прежде чем упало на землю. И снова люди под четкой и опытной командой Одиссея дали залп в гущу врага. На этот раз покоритель городов Одиссей поразил Эвридама, Телемах - Амфимедона, свинопас - Полиба, а пастух попал в грудь Ктесиппу и закричал: «Бахвал, вот тебе за твои шуточки, я тебя отучу болтать, и научу почитать богов. Это тебе ответный дар - за коровье копыто, которым ты наградил богоравного Одиссея, когда он побирался в собственном доме». Пока ликовал пастух винторогих быков, его товарищи снова ударили по врагу: Одиссей в ближнем бою поразил Агелая копьем, а Телемах пырнул копьем Леокрита сына Эвенора в правый бок и проколол его насквозь. Тот упал ничком и лбом ударился об пол. И тут высоко под крышей дома Афина подняла смертоносную эгиду. Их сердца охватил ужас, и они бросились в бегство. Так весной, когда день прибывает, бежит стадо от овода. А Одиссей с людьми обрушились на них, как горные ястребы, с гнутыми когтями и крючковатыми клювами, на мелких птиц. Те, хоть и избегают высот и прижимаются к земле, не находят и там убежища и спасения. Ястребы налетают на них и убивают, и люди наслаждаются охотой. Так и люди Одиссея налетели на кавалеров, погнали их вдоль по залу, сражая по пути.

Вперед вырвался Леод, обнял колена Одиссея и воззвал к нему летучими словами:

- Я припадаю к твоим коленам, Одиссей, пожалей меня и помилуй. Клянусь, я никогда не позорил женщин в твоем дому, ни словом, ни делом. Я даже удерживал кавалеров, хотя они не слушали моих советов и бесчинствовали, и за это их постигла страшная кара. Но я только приносил жертвы, ничего худого я не делал, неужели меня постигнет такая же злая судьба? Разве так благодарят за добрые дела?

Проницательный Одиссей прорычал:

- Если ты приносил жертвы, ты, небось, часто молился, чтобы я никогда не вернулся домой, и чтобы моя жена ушла с тобой и рожала твоих детей? За это тебя постигнет горькая смерть.

И огромной рукой он подхватил с земли меч, выпавший из мертвых рук Агелая, и зарубил Леода. Его голова упала в прах, еще умоляя о пощаде.

Барда Фемия, сына Терпия, вынудили петь для кавалеров. Пока ему удалось избежать черной смерти. Он сидел возле боковой двери, наигрывал на лире и не мог решить: припасть ли к коленам Одиссея или выбежать из дома и найти убежище у высокого алтаря могучего Зевса, хранителя дома и двора, на котором Лаэрт и Одиссей совершили столько всесожжений. Наконец он решился. Он положил лиру на землю между чашей для смешения вина и обитым серебром троном, подбежал к Одиссею, припал к его ногам и заговорил крылатыми словами:

- У твоих колен, Одиссей, я молю о пощаде. Ты потом раскаешься, если убьешь барда, поющего людям и богам. Боги одарили меня даром песни, научили всем ладам и перепевам. Я достоин воспеть тебя. Сдержи ярость и не отрубай мне голову. Твой сын Телемах подтвердит, что я никогда не приходил на пирушки женихов или в твой дом по своей воле - я уступал грубой силе, ведь их было так много.

Набожный Телемах, услышав жалобы барда, окликнул отца:

- Не казни его, он невинен. И еще пощадим нашего вестника Медонта. Когда я был ребенком, он смотрел за мной. Пусть живет, если его не убил Филойтий или свинопас, если тебе он не попался под меч.

Его слова дошли до слуха Медонта. Этот осторожный человек закутался в свежесодранную бычью шкуру и спрятался под стулом, надеясь избежать черной смерти. Он выскочил из убежища, отбросил шкуру, рванулся к Телемаху, припал к его коленам и обратился с летучими словами:

- Я здесь, мой милый мальчик. Спаси меня, заступись перед твоим отцом. Не дай ему зарубить меня жестоким мечом. Он неукротим и взбешен поведением кавалеров, грабивших его дом и не имевших здравого смысла отнестись к тебе с уважением.

Проницательный Одиссей улыбнулся вестнику и сказал:

- Обуздай свой страх. Мой сын спас тебя, чтобы ты знал и другим рассказал: добрые дела лучше злых. Только выйдите из зала, ты и голосистый менестрель. Сидите во дворе, вдали от битвы, пока я не окончил свои дела.

Они немедленно выскочили из зала и уселись во дворе у алтаря могучего Зевса, непрестанно озираясь и все еще опасаясь смерти. Одиссей осматривал поле боя: не остался ли кто-нибудь в живых и не избег ли своей участи. Но все лежали в крови и пыли, как рыбы, вытащенные рыбаками из седого прибоя на лукоморье: запутавшись в ячейках сетей, они лежат на песке, мечтают о соленой воде и ждут, когда яркое солнце оборвет их жизнь. Так грудами, друг на друге лежали тела кавалеров.

- Телемах, - позвал сына прозорливый Одиссей, - иди позови няню Эвриклею. Я хочу перемолвиться с ней.

Телемах выполнил приказ отца, постучал в двери женской половины и кликнул Эвриклею: «Вставай, старушка, иди вниз. Ведь ты распоряжаешься служанками. Мой отец хочет поговорить с тобой». Эвриклея не ответила, но немедленно открыла дверь и пошла вслед за Телемахом. Она нашла Одиссея посреди горы трупов, вымазанного кровью и грязью. Он был подобен льву, задравшему быка на лугу, когда он ходит вокруг жертвы с устрашающим видом, и кровь капает с его груди и клыков. Так выглядел и Одиссей, с окровавленными руками и ногами. Эвриклея увидела груду тел и море крови, и поняла, какой подвиг он совершил. Она хотела было заулюлюкать, но Одиссей остудил ее восторг и остановил с осуждением:

- Сдержи свои чувства, старуха, и ликуй молча. Я не потерплю победного воя. Недостойно торжествовать над трупами. Этих людей погубила воля богов и их бесчестие. Они не чтили никого на свете, и их грехи привели к бесславной смерти. Лучше перечисли мне всех женщин в дому, тех, кто меня опозорил, и тех, кто остался верен мне.

- Мое дитя, - сказала его старая няня Эвриклея, - я скажу тебе правду. Во дворце служит пятьдесят женщин, обученных разным рукоделиям: прясть шерсть и прислуживать господам. Из них только двенадцать согрешили, несмотря на мои усилия и приказы королевы. Телемах в эти дела не вмешивался, он только недавно достиг совершеннолетия, и мать не подпускала его к служанкам. А сейчас позволь мне подняться в яркую горницу и сообщить радостные вести твоей супруге - она почивает, по воле богов.

Но хитрый Одиссей остановил ее: «Не надо, не зови ее. Кликни-ка недостойных женщин». Старуха пошла за женщинами, а Одиссей подозвал Телемаха, пастуха и свинаря и обратился к ним крылатыми словами:

- Начинайте выносить трупы. Пусть женщины вам помогут. Помойте столы и кресла губкой с водой. Когда наведете порядок во дворце, соберите женщин во дворе, между круглым сводом и внешней стеной, и рубите их мечами, пока они не расстанутся с жизнью и не позабудут свои интриги с кавалерами.

Так он повелел. Горестно стеная, со слезами на щеках, в зал вошли виновные женщины. Они собрали трупы и сложили их под крышей галереи во дворе, оперши друг о друга. Сам Одиссей руководил работой и подгонял их. Пока они мыли кресла и столы губками с водой, Телемах с пастухом и свинопасом драили пол в зале мотыгами. Служанки вынесли мусор во двор. Когда зал был приведен в порядок, они вывели служанок из дома и загнали их в тупик между круглым сводом и высокой стеной дворца, откуда нельзя было бежать. Телемах сказал задумчиво:

- Не хочу даровать легкую смерть женщинам, которые оскорбляли меня и мою мать и спали с кавалерами.

Он взял канат, снятый с чернобокого корабля, привязал одним концом к высокой колонне галереи, а другой конец обвил вкруг свода на такой высоте, чтобы их ноги не доставали земли. Так голуби или длиннокрылые дрозды запутываются в силках, натянутых в кустарнике, и вместо гнезда оказываются в смертельной ловушке. Так и головы женщин оказались в одном ряду на веревке, каждая с петлей на шее. Они недолго сучили ногами, совсем недолго.

Затем они вытащили Меланфия из дворца во двор. Безжалостным ножом они отрезали ему нос и уши, вырвали яйца и бросили псам на поживу, и в ярости отрубили ему руки и ноги. Умывшись, они вернулись к Одиссею. Он позвал любимую няню Эвриклею:

- Принеси мне серы для очищения и разведи огонь - я хочу очистить дворец. Попроси Пенелопу спуститься со своими фрейлинами, и скажи служанкам придти в зал.

- Мое дитя, - сказала преданная Эвриклея, - ты все делаешь верно, но позволь мне принести тебе тунику и накидку. Ты пренебрегаешь своим достоинством, ведь на твоих широких плечах грязные обноски.

Одиссей сказал ей: «Сперва разожги огонь», - и она была вынуждена покориться. Одиссей тщательно очистил зал, комнаты и двор, кадя серой и дымом. А старуха пошла по дворцу, собирая женщин в зал. Они пришли с факелами в руках, устремились к Одиссею, осыпали его поцелуями и гладили его голову, плечи и руки. И когда его сердце вспоминало каждую из них, ему очень хотелось крикнуть и зарыдать.