"Одиссея"
после "Улисса"
(Homer
apres Joyce)
Исраэль
Шамир
Переводы, в отличие от
оригиналов, устаревают. Ведь
они не классика, а прочтение
классики. Каждому поколению -
свои прически, своя длина юбок и
свои переводы. Но, хотя давно
ушли в прошлое букли и
кринолины, на "Одиссее"
время в России забуксовало. Со
времен Василия Андреевича
Жуковского, старшего
современника Пушкина, этот эпос
по большому счету не переводили
заново - за несколькими
исключениями, не повлиявшими на
представление о поэме.
Сказалась некая тоталитарность
духа - одно солнце на небе, один
князь в Киеве, один перевод "Одиссеи",
и тот - Жуковского. А "Одиссея",
как никакая другая поэма,
требует нового прочтения, и в
особенности после того, как в 1921
году вышел в свет ее гениальный
перифраз.
Хорхе Луису Борхесу
принадлежит максима: с
появлением "Улисса" время
обратилось вспять, и Джойс стал
предшественником Гомера. Иными
словами, Гомер после Джойса уже
не похож на Гомера наших дедов.
Представим себе, что "Одиссея"
была написана в тридцатых годах
ХХ века одним из поклонников
замечательного ирландца. Эта
парадоксальная идея понятна
нашим современникам, выросшим
на фоне идей ready made art в духе Энди
Уорхола и Роя Лихтенштейна,
позволивших взять любой объект,
перенести его в новый контекст
и сделать новым произведением
искусства. Новый перевод
призван дать современному
читателю современное, пост-джойсовское
прочтение.
В Англии эта задача была решена,
потому что в области Гомера они
впереди планеты всей.
Составитель монументальной
антологии "Гомер по-английски"
Джордж Стинер (George Steiner, ed. Homer in
English, Penguin 1996) пишет: "Гомера
больше всего перелагали на
английский". Эта сентенция,
как "А роза упала на лапу
Азора", верна при любом
прочтении. Гомера переводили на
английский больше и чаще, чем на
другие европейские языки.
Гомера переводили на
английский больше и чаще, чем
любого другого автора.
Фундаментальность Гомера для
англичан видна и в том, что его,
наряду с Шекспиром и Библией
короля Джеймса, требовалось
знать, чтобы занять пост на
колониальной службе. Гомера
пересказывали и переводили на
английский Чосер, Шекспир,
Драйден, Поуп, Китс, Шелли,
Теннисон, Гладстон, Уильям
Моррис, Браунинг, Эзра Паунд,
Оден, Роберт Грейвз, Лог, Лоренс
Даррелл, Уолкот и сотни других
поэтов, переводчиков, министров,
чиновников, аристократов и
учителей.
Поэтому у меня появилась идея
перевести для русского
читателя "Одиссею" Гомера,
опираясь на английские пост-Улиссовские
переводы, и в первую очередь на
"Одиссею" Лоуренса-Аравийского.
Его текст во многом основан на
переводе Джорджа Герберта
Палмера (1890 год), а тот, в свою
очередь, опирался на поэтику
Уитмена и Блейка и речитатив
Вагнера.
Лоуренс считал, что он лучше
других понимал Гомера и Одиссея:
"Я раскапывал город эпохи
Одиссея, держал в руках оружие,
доспехи, утварь тех времен,
изучал их дома и наносил на
карту их города. Я охотился на
вепря, следил за львами на воле,
плавал по Эгейскому морю, ходил
под парусом, гнул луки, жил
среди пастушеских племен, ткал
ткань, строил лодки и убил
многих мужей (из письма к Брюсу
Роджерсу от 31. 1. 31). Стинер
называл его перевод "гибридом
библейского, жаргонного,
армейского и архаизирующего
элементов". Лоуренс ценил в
"Одиссее" жестокость и
брутальность. Он преклонялся
силе, как Ницше, и считал
убийство - родом занятий. Его
текст отличается прямотой и
жестокостью.
Но перевода Лоуренса было мало
для идеального пост-джойсовского
прочтения эпопеи. Поэтому я
обратился за помощью к
вышедшему в свет в 1946 году
знаменитому переводу его
сверстника и однокашника по
Оксфорду, E.V. Rieu. (Лоуренс
родился в 1888, Риу - в 1887. Оба
учились в Оксфорде - Лоуренс в
Джизус Колледже и Олл Соулс
Колледже, Риу - в СенПоле и
Баллиоле). Риу писал более
современным языком, чем Лоуренс.
Он активно искал эквиваленты
древним формам, стараясь
минимизировать стандартные
эпитеты, столь утомительные у
Гомера, Таким образом получился
композитный текст переводов
той поры.
Но, спросит разумный читатель,
чем это отличается от техники
прежних переводов! Ведь и
Гнедич, и Жуковский переводили
с подстрочников и с переводов
на иностранные языки (Жуковский
- с немецкого, Гнедич - с
русского подстрочника). А вот
чем.
Buck stops here, как говорят
американцы - предлагаемый
перевод призван воссоздать не
гомеровскую поэму, но ее
прочтение в пост-Джойсовской
Англии. Даже в тех случаях,
когда существует другая
русская традиция, или появилось
новое и лучшее толкование
Гомера, я следовал английскому
источнику. Для того, чтобы
высветлить это намерение, я
сознательно сохранил
англицизмы. Пушкин в рецензии
на перевод Гнедича писал о "Русской
Илиаде", имея в виду именно
изобилие русизмов,
затрудняющих возможный перевод
текста Гнедича на
западноевропейские языки, В
данном случае идет речь об "Английской
Одиссее". Этот перевод
рассчитан на молодых людей и
девушек, выросших в современной
России на книжках Толкиена и
fantasy.
Несколько слов о Лоуренсе. Как и
Джойс, он был родом из Ирландии.
В Оксфорде изучал классику и
арабистику. Тема диссертации -
"Замки крестоносцев в Сирии и
Палестине". При подготовке
диссертации он обошел пешком
Палестину, Сирию, Заиорданье,
без помощников, без денег, в
одиночку, Он, по его словам, "жил
среди арабов, как араб". Его
книга не устарела и по сей день.
С ней в руках автор этих строк
лазил по руинам Керака и
Монфора. На службе Ее
величества (эвфемизм разведки)
он отправился в Хиджаз и стал
одним из лидеров "Арабского
восстания" против
Оттоманской империи в годы
Первой мировой войны". Войну
он описал в несколько
ницшеанском романе "Семь
столпов мудрости",
написанном пьянящей чеканной
прозой:
«Годами мы жили, как попало, в
голой пустыне под
безразличными небесами. Днем
нас опьяняло горячее солнце,
бьющий ветер кружил наши головы.
Ночью нас пятнила роса, и
бессчетные беззвучия звезд
укоряли нас нашей малостью. Мы
были самодовлеющей армией без
парадов и украшений, армией,
избравшей свободу - эту вторую
страсть людскую, столь
ненасытную, что она поглощала
все наши силы. Мы продались ей в
рабство, заковали себя в
кандалы во имя свободы,
покорились служить ее святости
всем добрым и злым в нас, Душа
раба людского ужасна - он
утратил мир, а мы отдали не
только тело, как раб, но и душу
всепокоряющей жажде победы.
Своей волей мы лишились чувств,
морали и ответственности и
остались, как засохшие листья
на ветру. Наши руки были в крови,
кровь была нам дозволена. Раны и
смерть казались эфемерными, так
коротка и тяжела была наша
жизнь. Когда жизнь так горька,
наказание должно быть
безжалостно горьким».
Кроме этой книги, Лоуренс
написал "Чеканку" - о
солдатской службе - и перевел
"Одиссею". Большим ударом
для него стал раздел Ближнего
Востока между англичанами и
французами, в чем он видел
нарушение всех обещаний, данных
арабам во время войны. Другой
ушел бы в монастырь, Лоуренс
ушел в армию простым солдатом.
Он погиб, как и жил, как солдат и
поэт, со скоростью сто миль в
час врубившись на своем
мотоцикле в грузовик.
Риу тоже понюхал пороха и
колониальной службы - сначала в
Индии, потом на полях Первой
мировой войны. Он перевел
немало классиков, в частности,
"Илиаду", "Одиссею",
Вергилия и Евангелие. Но именно
перевод "Одиссеи" стал его
высшим достижением. Враги
говорили, что он перевел Гомера
на язык Агаты Кристи. Повлиял на
него и перевод д-ра Рауза, а на
Рауза в свою очередь повлиял
Эзра Паунд. Перевод Риу в
издании "Пингвин" стал
единственным бестселлером этой
серии классики. В 1980 году этот
перевод был переработан и
осовременен заново (его сыном),
но я использовал более старый
перевод, лишь в сомнительных
местах предпочитая редакцию
Риу-сына.
Общая черта данных переводов -
отказ от стихотворной формы, от
гекзаметра, от постоянных
эпитетов и эпических формул.
Спор о стихотворной или
прозаической форме захлестнул
в последнее время и Израиль, где
недавно вышел прозаический
перевод "Одиссеи", и где
был выполнен настоящий перевод.
Английская переводческая
традиция ХХ века предпочитает
точность - сохранению
поэтического размера и тем
более "поэтичности".
Это хорошо видно и в переводах с
японского. Любопытно сравнить
переводы Веры Марковой с
переводами английских
переводчиков. По-русски все
японские поэты звучат, как Анна
Ахматова. По английски они куда
жестче, менее "поэтичны".
Например, стихи Башё "комо о
ките таребито имасу хана но
хару" в переводе с
английского перевода "кто он,
под рогожей, весною в цветах?"
и в русском переводе Марковой:
"Праздник цветущей весны.
Нищий, прикрытый рогожей. . . Кто
он? Быть может, мудрец?"
Кроме этого, англичане
переводят прозой и Мольера с
Расином, и эпические
произведения, и классику.
Непонятные выражения -
переведенные буквально
греческие идиомы - практически,
но не полностью устранены в
настоящем переводе. Таковы "крылатые
слова" (взвешенная,
продуманная речь, "слово
каждое по весу как червонец
золотой") и т. д.
Постоянные эпитеты - эпические
формулы "хитроумный Одиссей",
"быстрые корабли" не всюду
сохранены. Переводчики считали
их обусловленными спецификой
устного чтения или традицией,
не нужными для современной
письменной формы. И все же это
перевод, а не пересказ.
Русская
культура тесно связана с
греческой - пуповиной Византии.
Но пуповина пропускает далеко
не все, Византийский фильтр
лучше пропускал религиозный
аспект культуры, связанный с
"койне", Евангелиями и
патристикой, нежели
гомеровский или даже
классический. Запад принял
древнюю Грецию через древний
Рим. Переводя английские
переводы с греческого на
русский, я ощущаю себя, как
латрунский монах, возвративший
в Святую землю лозу, увезенную
семь веков назад крестоносцами
в Бургундию.
|