Облик Елены Боннер ясно вырисовывается на страницах мемуаров, и это облик еще менее симпатичный, чем можно было ожидать. Сахаров рисует свою "Люсю" как истеричную, припадочную, упрямую женщину типа Новодворской: они обе страдают астеническим синдромом, как сказала бы Кира Муратова, легко дают волю рукам и склонны к совершенно безумным заявлениям. Обе считают, что вплоть до августа мы жили в эпоху коммунистической диктатуры, когда коммунистические боссы ежедневно тащили на казни и пытки невинных диссидентов. Иными словами, их восприятие реальности явно неадекватно таковой

Г-жа Боннер, судя по тексту, старалась испытать до предела терпение тогдашних властей. Например, ее не пускали в зал суда: "В этот момент Люся сильно ударила по лицу штатского здорового верзилу", а когда ее задержали, "стала требовать врача освидетельствовать нанесенные ей (так в тексте) побои". (118,3,91). Или "Люся стала требовать посадки в самолет. В выражениях она не стеснялась". (121, там же). Или "Люся оттолкнула милиционера: Пусти, фашист!" (155, 2,91). Ее притязания на копирайт на Сахарова уже после его смерти, судя по тексту, основаны на ее полном господстве над Сахаровым при жизни. "Люся сразу отругала меня, за то, что я согласился вести беседу без нее". (131,4,91) Так, "в мае 1984 и начиная с 16 апреля 1985 года" великий борец "проводил голодовки с требованием разрешить Люсе поездку за рубеж для встречи с матерью, детьми и внуками и лечения" (4,9.91). Есть в этом что-то анекдотичное, как и в его голодовках за выезд свояченицы, о чем в свое время так зло писал Александр Зиновьев. Еще один анекдот - ее попытка отказаться от Нобелевской премии мира от имени покойного мужа, когда лауреатом стал Горбачев

Но, хотя конечно, она виновата, но и сам Сахаров не безвинен: ибо ни один муж не дает жене править собой, если его это не устраивает (как сказал один парижский эмигрант применительно к Синявскому с его супругой).

ВАЛЛЕНБЕРГ

Русская страница Исраэля Шамира