(беседа с режиссером Кириллом Ганиным)

     - Я не понимаю, почему в зале стоят ряды кресел - тут должны стоять столики с вином и фруктами. Этот спектакль создан, чтобы позабавить скучающих нэпманов за ужином, не мешая их пищеварению. Виктюк создает нэпманское варьете вместо театра” - сказал мне мой собеседник, скандальный молодой московский режиссер Кирилл Ганин.

     В 1994 году Кирилл Ганин просидел несколько месяцев в Бутырках по очень необычной статье УК РФ - 228-ой, за распространение порнографии. Несколько неожиданно - учитывая поток порнухи, захлестнувший всю страну, что посадили именно молодого режиссера за экстравагантную постановку пьесы Сартра, да еще и в (пикантный штрих) Еврейском театре “Шалом”. Сейчас Ганин поставил в ДК “Каучук”, роскошном сталинском клубе на Плющихе, спектакль-пародию на постановки Виктюка. Спектакль, аннонсированный как “Любовная уловка” маркиза де Сада, передразнивает работы Виктюка и даже выводит на сцену самого маститого мэтра в красном пиджаке и без штанов.

     Ганинский “Виктюк” ставит текст де Сада, с помощью актеров, обнаженные тела которых расписаны дивными цветами в традиции боди-арта. Наталья Лановая играет “жену Виктюка”. Собственно, только она и играет на сцене - прочие актеры, в соответствии с замыслом Ганина, только бубнят свои роли по рукописи. Наконец, “Виктюк” находит и ей подходящее место - она должна стоять, без слов и движений, закутанная в покрывало за невысокой ширмой, вплоть до конца спектакля.

     Настоящего Виктюка эта пародия не позабавила, как сказала бы королева Виктория (We are not amused), и он даже пообещал возвратить Ганина в Бутырку. Друзья и поклонники Виктюка говорят и пишут об “эротике” у Виктюка, в отличие от порно у Ганина. Ганин, любящий описывать себя эдаким Иванушкой-дурачком прямо от сохи в буржуазной, в основном еврейской, театральной Москве, комплексует от этого обвинения. “Ежели бы я рос в интеллигентной семье, - жалуется он, - я бы тоже создавал эротику”. Ему в утешение я рассказал следующую историю.

     Как-то я интервьюировал знаменитого японского кинорежиссера, создателя гениальной “Империи чувств” Ошиму Нагису. Безумно высокий (не только для японца) режиссер плохо говорил по-английски или французски, не лучше был и мой японский, нам помогал его продьюсер, и все же было трудно. Только два раза зажегся Ошима. Первый раз - когда рассказывал, как его, революционного левого коммуниста, не пустили на кинофестиваль в Москву тяжелозадые брежневские идеологи, они же будущие отцы перестройки. Заодно его выперли и из японской компартии за левизну и неортодоксальность. (Уже тогда, в конце семидесятых, Ошима видел термидорианское ядро в КПСС, которое проявило свою консервативную буржуазную сущность под руководством Горбачева. Левые были для них непонятными, врагами, а правые, вроде Татчер и Рейгана - закадычными друзьями. В эти дни, в пятилетний юбилей великой измены, я хочу ходатайствовать перед ЦРУ - при назначении пенсий вождям и прорабам перестройки прошу засчитывать им трудовой стаж не с 1991, а с семидесятых годов, когда они, бессменные идеологи партии, обрубили связи с радикалами и революционерами Запада и Третьего Мира.)

     А второй раз зажегся Ошима - отвечая мне на сакраментальный вопрос о его фильме, создал ли он “эротику или порнографию”? Конечно, порнографию, - воодушевился Ошима, - эротика - это для буржуазии, а порнография для пролетариата”. Ошима был прав - киноэротика, отточенная в поздних фильмах Роже Вадима, в “Эммануэль”, призвана реализовать мечты буржуа: “чтобы покрасивше”. Сводится она к пошленькому показу красивого обнаженного тела на дорогом фоне (жемчуга, меха, бриллианты, бархат) сквозь легкий туман или мягким фокусом, под громкую волнительную музыку несколько оперного звучания.

     Интересные ищущие режиссеры Запада работали на грани - или за гранью порнухи. Таковы Уотерс от “Розового фламинго” до “Полиэстер”, наш Слава Цукерман в “:идком небе”. А эстетика - эротика Виктюка абсолютно буржуазна и тривиальна и сделана по указанному выше рецепту “покрасивше”. Почему же это не заметила тонкая московская публика* На мой взгляд, дело в гей-культуре. Как и любовь к государству Израиль, однополая любовь и связанная с ней культура находилась в советские годы под запретом. Когда пали запреты, московская интеллигенция, с ее заметным процентом евреев и геев, с восторгом приняла нарушителей вчерашних табу.

     Эстетически нарушители были абсолютно буржуазны и творили “искусство” для дантистов и гинекологов. Еврейские чаяния удовлетворил сладенький шмальц Марка Захарова в “Ленкоме”, скрытым и явным геям показал красивые молодые тела в красивенькой обстановке - Роман Виктюк. Интересна их эстетическая близость - уже в “Мудреце” Захарова можно предсказать Виктюка. Интересна и необязательность этой пошлости - к высшим достижениям культуры ХХ века справедливо относят этот перл гей-культуры, театр Линдсея Кемпа, потрясший Эдинбургский фестиваль 70-х годов своей “Богоматерью цветов” по Жану Жене. Еврейская тема без тени шмальца была выполнена израильскими драматургами Ханохом Левином (его собирался ставить театр Гоголя) и Иешуа Соболем (ставился в МХАТе Ефремова и в ГЕШЕРе в Тель Авиве). То есть не тема, не культура - но сами творцы определили эстетику своих произведений.